3.5

Идея того, что нынешний офисный планктон недалеко ушёл в своём развитии от русских чиновников XIX века не может огорошить своей новизной, если исходит от кого-то из наших соотечественников, с детства щедро накормленных Гоголем и Достоевским. Увидеть же её в аранжировке аргентинского писателя — необычно, но не более. Антураж мелочности и внутренней бури на пустом месте при этом помещён в полуфантастическое пространство со смутно проглядывающими реалиями Буэнос-Айреса, где бегают клонированные собаки, порхают летучие мыши и кружат вертолёты, а агрессивно настроенные школьнички каждый день кого-нибудь расстреливают, доходя даже до незаметно пронесённой в школу базуки. Утрированный мир со старым добрым ультранасилием, но важно в нём то, что главный герой не чувствует диссонанса, потому что в любом мире — Петербурге Достоевского, Петербурге Гоголя, современном или фантастически-кафкианском Буэнос-Айресе — он всё равно не смотрит дальше затрёпанных пол собственного пальто.

С точки зрения сюжета роман не слишком интересен, внутренние переживания героя тоже вторичны, всё мы это уже видели, это вечно, как мир. Немного напомнило норвежский фильм "Неуместный человек" (кстати, оффтопом, отличный). Интересно смотреть, как стираются границы времени и пространства между культурными явлениями, философскими размышлениями и человеческими личностями. Где бы ты ни был рождён, когда бы ты ни был рождён, стремление погрузиться в собственное подполье делает из тебя не человека, но человечишку, который по любым стандартам будет мелок, сер, скучен и оттого наиболее страшен, потому что нас ведь, в основном, такие невзрачные личности и окружают, пассионарии в дефиците, а какой жуткий кавардак у них в голове творится — господи прости.

Повесть совсем небольшая, читается легко, но послевкусие от неё специфическое. Чтобы проникнуться в полной мере, нужен какой-то допинг: музыка, атмосфера при чтении, что-то подобное. Иначе будет выстрел в молоко.