5

Удивительно насыщенный, наполненный, концентрированный текст, каждое слово имеет вес, каждый образ обладает тенью. Такой текст требует большей концентрации внимания, быстрее утомляет, но оторваться от него совершенно невозможно. Это красиво, это – многопланово. Думаю, роман раскроется иначе со второго, с третьего прочтения, покажет многое ранее упущенное, не замеченное. В послесловии Набокова я узнала где-то две трети перечисленных им сцен, которые он сам назвал опорными точками романа – скорее всего не потому все-таки, что я такой говноед, каким представлялся Набокову его нерадивый читатель, а потому, что у каждого читателя будут свой перечень любимых сцен, фраз, образов «Лолиты».

Я все обхожу и обхожу стороной сюжет романа, потому что это маленький ураган в компактной упаковке (не путать с бурей в стакане) – если открыть и до дна выпить, охватит тебя всего и унесет куда-нибудь в Канзас. Я даже немного завидую тем, для кого Гумберт Гумберт оказался обыкновенным скотом и педофилом, которому не место в приличном обществе. Мне опасно залезать в чужие головы: оказавшись в сознании Гумберта, поняв, чем питались его внутренние демоны, я не могла ему не сочувствовать. У Гумберта смещенные пристрастия, которые не соответствуют общественным нормам. Но линию собственных представлений, за которую нельзя переступать, он держит стойко, пока Ло сама не перешагивает эту черту. Сочувствовать Лолите было, напротив, трудно.

Ураган не был бы ураганом, если бы не переворачивало с ног на голову и обратно каждый виток, если бы не менялись постоянно местами сочувствие к Гумберту, сочувствие к Лолите, сопереживание, осуждение, снова сопереживание. Раз за разом открывалось нечто новое в Ло, нечто новое в Гумберте, что заставляло меня опять и опять пересматривать свой «приговор».

Великолепная история одной трагедии общечеловеческой и двух трагедий персональных. История одной любви – я настаиваю, что любви.