3.5

Предки семьи Ваттинов в 1939 году бежали из Германии в Швецию. Боясь вторжения фашистов, дедушка автора изменил фамилию Исаковиц на Ваттин, чтобы избежать повторного преследования. По преданию прадед Исаковиц в родном городке в Германии перед отправкой в концлагерь зарыл во дворе сокровища. Так вот Данни, его отец и девятилетний сын Лео решили клад отыскать и поехали на машине из Швеции в Польшу, т.к. родной городок прадеда после войны стал польским.

Впечатление. Книжка лукавая и ироничная. Это касается троих путешественников в машине, т.к. автор Данни со своим отцом непрерывно препираются по любому возникшему вопросу.

Дальше...

Дальше...

— Отличное мороженое, правда, Лео? – с энтузиазмом обращается отец к внуку. – Мы с тобой потом сможем взять еще по рожку, на всякий случай. А твой папаша пусть побережет силы до Польши, чтобы съесть там какое‑нибудь старое антисемитское мороженое.
Он широко улыбается в мою сторону.
— Кстати, – невинно говорит он. – Еще не время снова поесть? Ведь с последнего приема пищи прошло уже не меньше часа.
— Мы обедали, – недовольно бормочу я. – Это нормально.
— Ага, – не унимается отец. – Но тем не менее. Вы бы лучше воспользовались случаем, пока мы еще в Швеции. Потом ведь будет только старая колбаса.
— Я лучше съем польскую колбасу, чем шведскую, – отвечаю я.
— А я нет, – продолжает отец. – Откуда нам знать, чем они набивают свои колбасы. Там может оказаться что угодно.
— Возможно, мясо, – предполагаю я. – В отличие от шведских. И кстати, у поляков отличная еда. А не масса полуфабрикатов, как у нас тут. У них есть замечательные тушеные блюда и пельмени, и колбаса у них значительно лучше нашей.
— Откуда тебе это известно? – спрашивает отец.
— Я ел польскую колбасу. Она очень вкусная.
— Ладно, а остальное? Пельмени и тому подобное. Их ты тоже ел?
— Нет.
— Откуда же ты тогда знаешь, что это так вкусно?
— Я об этом читал.

И в то же время суровая и трагическая, т.к. рассказывает об истории выживания еврейской семьи в период нацизма и в период проживания в Швеции. Мирная жизнь в Швеции тоже не далась легко, и из уст автора звучит много критических замечаний в адрес шведов. Но всё-таки он патриот Швеции, т.к. она его родина.

Маленький, хорошо организованный пригород, где взрослые исправно ездят на работу в город, а их здоровые арийские потомки ходят в муниципальный детский сад. Район был настолько шведским, что, ходи в мой класс Гитлер, ему бы крепко доставалось за то, что он выглядел как иммигрант.

И здесь, посреди этой арийской мечты, жили мы. Самые ассимилированные из всех израильских племен: евреи, живущие в пригородах. Мы ели на семейных ужинах свиные шницели, стригли в шаббат газоны и, как только нам представлялся случай, мешали молочные продукты с мясом. Короче говоря, мы были самым страшным кошмаром Гитлера – чужеродным элементом, который проник и пустил корни. Мы настолько ассимилировались, что никто не мог заподозрить, что мы не такие, как остальные. Такое хамелеонство очень устраивало нас с сестрой, поскольку нам не хотелось выделяться или чтобы люди узнали, что мы другие. Нашим единственным желанием было вписываться.

…несмотря на обманчивость внешних проявлений, мы принадлежали к культуре, где, в отличие от традиций шведской культуры, было принято не уклоняться от конфликтов, а активно к ним стремиться и потом изо всех сил не давать им стихать. Если вдуматься, не существовало такой мелочи, из‑за которой мои родственники не сумели бы поругаться. Любое гармоничное согласие легко нарушалось при помощи парочки метких комментариев, любая приятная тишина приобретала напряженность от нескольких непрошеных добрых советов. Результатом была постоянная ругань – занятие, которому, как я рано заметил, вроде бы совсем не предавались дома у моих шведских приятелей. Там всегда бывало спокойно и приятно.

Крепость в Мальборке, поразившая путешественников своей мощью.

Шведский стол на пароме, где Лео воровал десерты в подарок бабушке.

Польские пельмени колдуны — предмет мечтаний Данни.