Больше рецензий

5 ноября 2015 г. 16:05

244

5 Далеко не сатира. «Души отчаянный протест».

Роман известного современного китайского писателя Лю Чжэньюны «Я не Пань Цзиньлянь» («Гиперион», 2015) ‒ далеко не только сатирический, автор ставит перед собой немало задач, и внутренняя суть произведения вполне серьёзная. Прежде всего эта книга о защите чести и достоинства. В нёй – «души отчаянный протест» (Ф. Тютчев) ‒ героини романа, протест многолетний, фанатичный и безжалостный прежде всего по отношению к самой себе и близким, ибо она обречена, вступив на борьбу с чиновной империей. Подобные поступки в реальной жизни воспринимаются как абсурдные. Изначально протест вызван обидой на мужа, вероломно женившегося после фиктивного развода, заложницей которого она стала, чтобы завести второго ребёнка. Обида многократно усиливается, когда бывший супруг сравнивает её с легендарной распутницей из романа 18 столетия Пань Цзиньлянь, и обретает в душе героини почти космические масштабы.

Двадцать лет Ли Сюэлянь жизни потрачены на поездки на съезд Всекитайского собрания народных представителей, где, проникнув в толпу делегатов, она собиралась разворачивать над головой плакатик с надписью «Обиженная», чтобы привлечь внимание к своей тяжбе с местными чиновниками, уклонившимися от решения её вопроса. Первая поездка действительно привела к отставке чиновников её уезда и городка, после чего героиня обрела почти мифологические черты и из «простой деревенской бабы», к изумлению властей, превратилась в грозу авторитетов. Полиция заранее готовилась к её приезду: «Согласно подсчётам Лю Сюэлянь, за прошедшие двадцать лет она девятнадцать раз ездила в Пекин на ежегодные заседания ВСНП, из них одиннадцать раз её арестовывали местные полицейские, трижды на полпути к Пекину её вылавливали полицейские провинции Хэбэй и оставшиеся пять раз её уже в Пекине нагоняли полицейские из уезда… Загадкой для неё оставалось то, почему… чиновники всех рангов так сильно её боялись». Вступая с бездушной машиной трясущихся за свою карьеру чиновников, героиня неожиданно получает поддержку простого народа, в котором не иссякают милосердие и умение различать добро и зло.

Подобное противостояние «маленького человека» с системой описывалось и в дореволюционной, и в советской литературе. Чудаковатые герои Василия Шукшина идут на стихийный конфликт с окружением. Бедный Евгений в «Медном всаднике» Пушкина обращён в безумие, чтобы постигнуть замысел строителя империи и бюрократической системы. Акакий Акакиевич шьёт себе шинель «не по чину». В романе Лю Чжэньюня многочисленные гротескные и комические эпизоды, основанные на ложном или мнимом непонимании друг друга отдельными людьми и социальными прослойками, действительно придают роману черты сатирического произведения, привлекают читателя. Так, пьеса Гоголя «Ревизор» воспринималась современниками как обличительной произведение, под которым автор скрывал свою бесконечную грусть. Однако, никогда в отечественной литературе не было описания столь многолетнего противостояния человека и бюрократии, как в романе современного автора из Поднебесной. В России подобный конфликт переходит либо в бунт, «бессмысленный и беспощадный», либо в аморфное смирение. Гротескная, комическая часть китайского романа, подкреплённая бытовыми подробностями и даже натурализмом – только маска, под которой разворачивается серьёзная драма. Двадцать десятилетия мытарств выхолащивают женщину, отказавшуюся от своего женского начала. «Силы, жившие в теле, ушли на трение тени / о сухие колосья дикого ячменя», ‒ говорит Бродский в «Письмах династии Минь» о подобных случаях. Чжао Большеголовый, одноклассник героини, полюбивший её ещё в школьные годы, пытается возвратить её в мир человеческих чувств, но при этом втайне сотрудничает с властями, чтобы отвлечь от поездки на юбилейный всекитайский форум.

Конец борьбе с государством и бывшим мужем наступает внезапно, тот умирает, и битва за возвращение честного имени теряет смысл. Одержимость пятидесятилетней героини, когда-то замышлявшей убить мужа, оборачивается против неё, отмщение возвращается к ней бесцельностью бытия и отчуждением детей. Лю Чжэньюнь использует многие литературные приёмы и модернистские ходы ‒ так, заключительная глава романа, названная им основной частью, «Шутка», связана с предшествующим текстом не напрямую, но многочисленными ассоциациями.

Нельзя не отметить скрупулезною работу переводчика Оксаны Родионовой, передавшей на русский язык не только непривычные для нас детали были и реалии взаимоотношений, но также непростой душевный мир героини, где суеверия и вера взаимно переплетены. Современная китайская литература ведёт сегодня с российским читателем широкий диалог, основанный на схожести и уникальности наших культур.

Алексей Филимонов, член Союза писателей России, Санкт-Петербург