5

В ЛИТе на первом курсе решили провести конкурс короткого рассказа - кто на что способен. Оценить творческий потенциал. Моя сокурсница только усмехнулась уголком красивых губ, дескать, нашли с кем соревноваться.
И прочитала рассказ, в котором непутевый сын пил, дрался, бил мать, отбирал деньги. Когда она заболела и умерла в хосписе, ему отдали урну с прахом и десять рублей. Она на себе экономила, чтобы хоть так напомнить о себе. И вот он на кладбище - весь в мыслях, и в раскаянии. Авторша модулировала голосом, накалялась от негодования в первой половине рассказа и сладким сиропом разливалась в конце. А как же. Все по закону жанра - гнусные мелкие прегрешения - осознание - раскаяние- покаяние. И как катарсис- очищение души.
Надо сказать, что рассказ раскатали по асфальту. "Как они могли? - возмущалась авторесса - посягнуть на самое святое? ТАКОЕ критиковать нельзя. Это - кулак под дых. Замереть и внимать".
Вот и я собираюсь посягнуть на святое - на рассказ Чекунова. Который критик и писатель. Что похвально, но несколько удивительно. Потому как задача критика - искать смыслы в шедеврах писателей, а писатель только должен многомудро соглашаться. А когда два в одном - какая-то сумятица получается.
Но хочу напомнить , что идея этого рассказа далеко не нова. Уж более двух тысяч лет поднимается и в обществе, и в литературе. В шедеврах.
"Люди, державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя? И много иных хулений произносили против Него. (Лк. 22; 63-65)"
И эти шедевры - вечны .Карл Блох "Иисус в терновом венце",Антонис ван Дейк "Коронование терновым венцом",Гвидо Рени "Иисус в терновом венце" и много-много других.
Ведь у воина Саньки Ковалева тоже свой терновый венец. И он тоже "смертью смерть попрал", и его мучения на его кресте вызывают содрогание и очищение души. Искупил грехи всех.
Но... не получилось шедевра. И рассказа не получилось. И ощущение от этого текста Чекунова - как от дешевой пластмассовой китайской подделки.
"Замах рублевый, а удар копеечный."
Но мы не о том, что могло бы быть, а о том, что есть.
Итак, построение сюжета абсолютно плоское - прямолинейное. "Стояли, матерно ругались, пошли, сели, услышали, прониклись." То есть, изложение пятого класса. Без действия. Хотя нет - есть кое-какое. Появление учителя - на крыльце.
"...Едва мы успеваем докурить, на крыльце появляется Лобзик, наш трудовик. Лысый и поддатый слегка, как обычно.
Лобзик хитро щурится, разглядывая нас, и вдруг громко, раскатисто пердит.
Мы ржём, как кони."
Для чего он там появляется - неясно. Может, исключительно для "пердежа".
Это мулька такая у корифеев отечественной прозы. Ни строчки без скабрезности. На что уж Кончаловский - монстр, а и то в фильме о новочеркасских событиях жену на унитаз посадил - чтобы , значит, физиологично было. Новая эстетика такая квази- реализма.
Вот и Чекунов на одной ножке подпрыгивает, дескать, а я тоже так могу.. да еще и лучше. просто не ценят. А я и мочиться в раковину объясняю как, и как правильно член стряхивать после. И про сиськи хорошо рассказываю.
"...По дороге в класс материм Лобзика и обсуждаем сиськи Оли Подобедовой. Они у неё самые большие в классе. Наша гордость – на Подобедову даже десятый класс засматривается."
А вот здесь поиграем в любимую игру "новых критиков ", то есть " так не бывает". Это когда они долго мусолят темы несоответствия в тексте.
Так вот - и мне тоже это очень сомнительно про учеников 8 класса - мальчиков 14-15 лет. В хорошей московской школе. И что трудовики у них пьяные, пердят и матерятся, и сами они напоминаю малолетних урок из колонии.
Да и сиськами - нестыковка. Новые веяния перенесены на старый советский быт. Да, несомненно - гормоны там зашкаливают. Но вот только , смущенно потея, они на молодых учительниц заглядывались. Бедные девочки-бройлеры, рано созревшие, у них восторга не вызывали. В ходу поговорка советских подростковых эстетов " грудь - это то, что в руку вмещается, остальное - вымя." И эти бедные бройлеры в то советское время тушевались, горбились и молча сносили оскорбления и тычки в спину.
Но, впрочем , речь не об этом - может, у автора какая-то психологическая травма была - откуда нам знать. Может, кто в его мужском достоинстве когда усомнился? Вот и выходят наружу комплексы взросления.
Мы лучше - об образности героев. Это так в любой критике было принято.
Здесь все тоже по-топорному и прямо в лоб. Типа, незачем. Какие детали?
Вот характеристика главного героя :
"Я самый рослый в компании, и когда мы покупаем бухло, в магазин всегда захожу я."
А вот еще дополнение:
"Танька Оленина, конечно, симпотная, но у нас с ней ничего нет. Так, помацал её слегонца на восьмимартовском «огоньке»…"
Характеристика исчерпывающая - больше вроде и не надо ничего. Да и нет. Не Чехов, значит.
Это у Чехова детали - неброские такие, которые сразу объясняют и поведение, и мотивы, и характер. Помните, когда герой Калягина объясняется с любовницей генеральшей в гамаке, дескать, ну зачем это все - все эти отношения? И она резко поднимается, а он беспомощно трепыхается в том же гамаке и тут же бросает взгляд исподтишка - не видел ли кто? И в этой детали - он весь. Это - уже готовый образ. И характер.
Но Чекунов, хоть на Ч, но не Чехов. Некогда ему - критиковать, опять же , надо. И нетленки писать. Вон как хвалят. Прямо пора как пирожки на гора выбрасывать. Какая там речь-то?
Да, с речью плоховато. "Плоские кучки снега" - это почти как "круглые треугольники". Или : "...глаз ему в Афгане не то выбили, не то осколком задело."
Но - глазной протез есть. А позвольте спросить - если осколком задело - был бы другой результат?
И еще - "Отмечает что-то в журнале и своим бесцветным голосом произносит..." А чьим голосом он еще может говорить? Не своим?
Но впрочем, блох там достаточно. Да и словарный запас - достаточно штампованный.
Как сказала критик Жучкова: " А о чем говорить-то.. И так все ясно - трамвай сверкает, витрина - блестит, плечи- мелко подрагивают. "
А еще есть и "трели трамвая". Тоже известное выражение, уже неоднократно обыгранное, дескать прям соловьиные трели. Особенно если вспомнить эти трели, сидя в машине, перед поворачивающим трамваем. С ржавым лязгом.
И с катарсисом плоховато получилось. Какие мысли пронеслись в голове этих "юных грешников"? Что-то типа - "хорошо, что по возрасту в Афган не попали?" или "блин, как бы от армии отмазаться?" Или "а зачем мы в Афган полезли?" или на крайний случай - "сиськи тоже вырезали бы?"
И это не от моего ёрничанья, а от того, что автор не сумел показать то, что есть у этих подростков - хотя бы наметки на умение сопереживать, отвечать на слово. Нет даже намека на это в тексе. И если бы слово могло действовать исцеляюще, то после мук Христа на кресте все бы поголовно очистили души его страданием. А почему нет?
Нелюбимый странный преподаватель рассказал вот - к слову - о муках солдата. И все заплакали.
Как в маршрутках. Помните эти слезливые рассказки.
Вот и здесь - пшик получился. Мне право - очень жаль..
Так и хочется сказать словами Сатина ( из Горького) - "“Эх… испортил песню… дурак!”