5 Суровый приговор

И все же не в том только дело, что мне не дали нагореваться всласть. Еще и в другом. Я ни разу не испытала, что значит быть дороже всего на свете. Ни разу ни для кого я не была самым важным в жизни. Даже когда я родилась, для Эллен смерть Хуго была важнее, чем моя жизнь. А потом я уже не встретила никого, к кому могла бы вообще предъявить подобные претензии, — с какой бы мне стати что-то для кого-то значить? Логично — ведь тот, кто даже для родной матери не был дороже всего на свете, никогда никому не станет действительно дорог. Даже самому себе.

Начнём с того, что именно эта цитата и есть ключевая в романе. Она объясняет всё поведение и всю жизнь, и не только Дезире, сказавшей (подумавшей) это, но и троицы приёмных "сестёр", которые прожили её, Дезирину жизнь, пускай даже последняя в конце признала, что никто её жизнь не прожил. Тот, кто даже для родной матери не был дороже всего на свете, никогда никому не станет действительно дорог. Даже самому себе.В жизни, конечно, не так всё трагично, а вот в романе - именно так. У всех четверых.

Есть, правда, ещё одна цитата, косвенно отвечающая на вопрос в чём суть. Это стихотворение "Ах, быть бы мне Биргиттой тоже", в полной версии. Я не буду его приводить.

Книга выносит суровый приговор матерям, бросившим своих детей, не выясняя причин этого, в особенности уважительных, словно исключая саму возможность уважительности причины такого поступка. Допускаются только отягощающие обстоятельства - истязания над ребёнком, или его физическая непригодность (как трактуется положение в случае с рождением Дезире) к жизни. Да, именно так - отказ от больного ребёнка есть отягчающее обстоятельство, а не смягчающее.

Но разве не суровым является социальный приговор и самим детям? Тот, кто даже для родной матери не был дороже всего на свете, никогда никому не станет действительно дорог. Даже самому себе. Можно возразить - а как же Эллен? Разве ей не были дороги три взятые на попечение девчушки. Увы, это ничего не изменило, тем более, что попечительство - это попытка загладить свой отказ от собственного неполноценного ребёнка. Так сказать, попытка договориться с самой собой и с своей совестью. Что, конечно, не очень нравственно, и за что она и получает обвинительную фразу, ставшую причиной инсульта. Наказание свершилось, а насколько оно справедливое - это должно оставаться на совести читателя, словно это он судья, а не автор романа.

...повесть о каждой из наших жизней — всегда еще и повесть о тех, кто был прежде нас.

Прервать связь с тем, кто был прежде тебя, абсолютно невозможно. Нет, конечно это возможно теоретически - механически. Но тогда не будет никакого объяснения, почему Маргарета и в особенности Кристина выросли закомплексованными, а Биргитта - наркоманкой и алкоголичкой, чей сын, возможно, повторил бы историю Кристины, не отбери его социальная служба.

Если бы не четвёртая, точнее самая первая сестра - Дезире, родная дочь Эллен, которая и есть настоящая апрельская ведьма, роман получился бы абсолютно реалистичным. Но вот парадокс - даже с ней, со всеми этими фокусами, которые может вытворять Дезире с присущим ей status epilepticus, - книга всё равно не теряет своей реалистичности. А только становится несколько приправленной какой-то особенной специей, которой ей не хватает. Что-ж, хороший маркетинговый ход, а может просто отличная авторская задумка.

В любом случае роман беспощаден, прямолинеен и суров. За это и надо его читать.

Иные воспоминания лучше не трогать, они тонкие, как паутина, и рвутся от всякой мысли и всякого слова. Довольно и того, что время от времени они поблескивают на опушке твоего сознания.

Теперь немного о личном. Я обратил внимание, что иногда во время моей работы в огороде на забор садится ворона, и пялится прямо на меня. Меня это никогда не напрягало, но вот до прочтения этой книги я был уверен, что она просто ждёт, когда я уйду, чтобы склевать всех червяков, которых я перевернул лопатой наверх. А теперь даже не знаю, чего и думать-то. Что это она пялится на меня, а?

ФМ-2015, 10/12