3

На самом деле книгу я выбрала по имени главного героя. Оно не так уж популярно в литературе, я лично могу назвать лишь два других примера: монах-альбинос в Коде да Винчи и таинственный опекун в Истории с кладбищем . Если первого я припомнила смутно после подсказки подруги, то второй – один из моих любимых персонажей, из тех, кто остаётся у тебя за правым плечом и приглядывает за тобой. Гейман удачно даёт имена: Сайлас звучит мягко, скользяще, гипнотически, как движения кобры. Хотя в сущности он пантера, реинкарнация Багиры, который был в оригинале Книги джунглей мужского пола. И ещё он вампир, хотя это в тексте и не прописано. Ле Фаню известен вампирской повестью Кармилла , но аннотации и отзывы к «Дяде Сайласу» не приоткрыли его сверхъестественной природы – только утверждали в один голос, что книга очень страшная. Я не встречала и никаких явных замечаний об аллюзиях между героями ле Фаню и Геймана, что показалось странным, ведь Нил «Дядю Сайласа» наверняка читал (впрочем, стоит уточнить).
Так что мне стало любопытно. Если я не бросила книгу после первых ста страниц, то из чистого любопытства. Я твёрдо вознамерилась узнать, когда же наконец станет страшно.
История начинается в лучших готических традициях: ветреным ноябрьским вечером в мрачной гостиной старого поместья Ноул. Мистер Остин Руфин доверяет важный секрет – ключ странной формы и шкафчик, который он открывает – своей дочери Мод, семнадцатилетней наивной нервической девушке, от лица которой и ведётся повествование. В запертом шкафчике оказывается завещание, в котором отец Мод передаёт её под опеку своего брата, дяди Сайласа, до достижения совершеннолетия. Мод Руфин, может быть, и являет примерную дочь, нисколько не сомневаясь, что отец из благих побуждений нанимает престранную гувернантку, а потом оставляет беспомощную богатую наследницу на попечение практически незнакомого и, очень вероятно, опасного человека, – но рассказчица из неё, увы, не самая лучшая. Даже с учётом «законов жанра», постоянный невыразимый испуг героини скоро перестаёт впечатлять читателя. Собственно, у Мод Руфин довольно узкий эмоциональный диапазон: первую половину книги она всего боится, во второй беспрестанно краснеет, и вновь едва не лишается чувств от ужаса ближе к концу. Других персонажей она описывает всё время одними и теми же словами: «честная» Мэри Куинс, «ужасный» кузен Дадли, «вульгарный» доктор Брайерли и «бедняжка» Милли. Дядю Сайласа определить не так легко, с ним, кажется, затрудняется и сам автор. Кажется, от романа с «именным» названием читатель вправе ожидать некоторого раскрытия личности, становления характера. В одной из начальных глав Мод рассматривает портрет дяди в молодости, и ещё один – в возрасте восьми лет. Необыкновенно красивый юноша, умный, утончённый, и Мод просто отказывается верить, что он мог совершить ужасное подлое убийство, в котором его подозревают. Не правда ли, напоминает Дориана Грея? Но всё, на что способна малышка Мод – отметить ужасающий контраст, но не проанализировать его истоки.
Вполне очевидно, что юная безвольная героиня – образ той неуверенности и тревоги, что живёт в глубине души каждого человека. Странно только, как сам автор от неё не устал. Леди Илбури рассказывает свою историю, уже будучи взрослой женщиной, женой и матерью. И тем не менее, никакого размышления, оценки, попытки восстановить цепочку причин и следствий. Я вообще не очень люблю повествование от первого лица; считается, что оно производит более достоверное впечатление, но ле Фаню как-то неубедительно притворяется семнадцатилетней девушкой. Один характерный пример: в критический момент, перед лицом смертельной опасности Мод даже на секунду не вспоминает о том, в кого она почти влюблена (и за кого потом выйдет замуж). Кажется, удержать в голове две мысли одновременно она просто не может, а другие персонажи появляются в истории с единственной целью напугать её до смерти. Страшнее всех – гувернантка-француженка, и тот факт, что она иностранка, разумеется, соответствует английскому отношению к миру.
Завязкой предполагая готический роман, книга оказывается социальным триллером, рассказом о повседневном зле, со- и противопоставленном плодам расстроенного воображения. Она достойна внимания как один из первых примеров знаменательной трансформации жанра, но, ИМХО, ей не хватает связности и напряжённости сюжета. И, определённо, Сайлас из Бартрама-Хо не родственник Сайласу со старого кладбища. Хотя внешне у них могло бы быть некоторое сходство.