5

Ещё с родительских времён стоящая на домашней полочке книжного шкафа книга часто вызывала интерес и бралась в руки (да-да, именно в таком формате — не руки брали книгу, но книга бралась, поскольку активная позиция исходила больше от книги, нежели от обладателя тех самых рук). Однако будучи потроганной и полистанной вставала на своё место на букву "С" и терпеливо ждала созревания чтеца. Дождалась...

Дальше и спойлеры и цитаты...

История человека по имени Ван Гог захватила сразу, и наверное дело здесь не в громком имени этого теперь известного всему миру художника, а в писательском мастерстве автора. А поскольку никогда не относил себя к почитателям и знатокам творчества Ван Гога (хотя вот "Едоков картофеля" и "Подсолнухи" никакому другому художнику не приписал бы, ну так наверное этого не сделает ни один мало мальски образованный человек), то весь основной интерес заключался в следовании за жизненным путём обыкновенного голландского паренька, в переживании вместе с ним его любовных перипетий и жизненных драм и трагедий, в сочувственном ахании его неуклюжим попыткам устроиться в жизни самому и служить — служить истово и на разрыв души — другим людям; в попытках вместе с ним определить его предназначение. А когда Винсент вдруг открывает в себе страсть к живописательству, то тут начинаешь понимать всю необычность, странность и парадоксальность этого "обыкновенного" голландского паренька, сопереживаешь уже ему в поисках своего творческого "Я", в обретении собственной манеры, в точности соответствия изображаемого тому, что он мучительно ищет в своих многочисленных рисунках и набросках, этюдах и зарисовках... и как же радуешься потом вместе с Винсентом, когда вдруг как бы случайно (но однозначно закономерно) из под его нетерпеливой руки выходят "Едоки картофеля".

Отдельным смыслом романа стали парижские страницы книги — мир импрессионистов и импрессионизма, диалоги с ними и с писателями того времени (прежде всего с Эмилем Золя) вдруг совсем по новому открыли мир художников того времени, вдруг пришло понимание, что многое из того, что теперь называется шедеврами и стоит баснословные деньги, создавалось едва ли не на коленке и неприкаянно валялось или пылилось в чуланах и каморках. И совсем живыми обыкновенными людьми со всеми их человеческими слабостями и пороками предстали передо мной художники того времени, люди с громкими именами и такими трудными и порой нелепыми судьбами и короткими биографиями. И невольно возникали параллельки с собственными жизненными встречами и знакомствами — вдруг кто-то из тех, кто сейчас представляется едва ли не чокнутым и уж как минимум с чудинкой и лёгкой сумасшедшинкой, вдруг кто-то из твоих творческих знакомых, знакомство с кем порой некоторыми считается едва ли не предосудительным, вдруг кто-то из этих странных людей потом предстанет перед людьми новым творцом...

И совсем жалко, что именно такой финал у книги и в жизни самого Винсента Ван Гога — тяжёлая неизлечимая болезнь, потеря творческого потенциала и активности и как следствие всего этого потеря желания жить... "Он уже написал всё, что хотел написать. Он уже сказал всё, что хотел сказать... всё лучшее в нём уже умерло" — так пишет на последних страницах романа Ирвинг Стоун, — "Я писал это столько раз. Мне нечего больше к этому добавить. Зачем повторять самого себя?" — вторит ему Винсент Ван Гог в своём внутреннем диалоге с самим собой. Наверное он по своему прав...

Вообще по мере чтения книги в ней было сделано довольно много закладок (вот преимущество книги бумажной!) в местах, которые показались важными и значимыми — хоть для отзыва о прочитанной книге, хоть просто для понимания сути прочитанного и для осознания внутренних глубинных процессов в самом Винсенте Ван Гоге.

"Ну, а как молодому человеку узнать, правильную ли он избрал дорогу? — вопрошает совсем ещё молодой Винсент своего учителя Мендеса. — Ни в чём нельзя быть уверенным твёрдо, Винсент, — сказал Мендес. — Можно лишь найти в себе мужество и силы делать то, что вы считаете правильным. Может статься, что вы и ошибались, но по крайней мере вы сделали то, что хотели, а это самое главное..." Этот диалог показывает нам Винсента Ван Гога мятущимся и сомневающимся в своём выборе жизненного пути. И именно после этого разговора Винсент бросает учёбу и уезжает в школу проповедников... И именно Мендес сказал Винсенту пророческие слова "Чем бы вы ни занялись, вы всё будете делать на совесть. И в конце концов вы выразите себя, и это будет оправданием вашей жизни".

"Винсент и сам не знал, зачем он пришёл в это жалкое жилище. У него было только одно чувство: он должен что-то сделать, что-то сказать этим людям, как-то помочь им... Такой страшной нищеты он ещё не видел. Что могут дать этой женщине молитвы в Священном писании, когда её дети замерзают? И куда смотрит господь бог? Эта мысль пришла Винсенту впервые" — это во время его проповедничества в угледобывающих районах. И мы видим, что глубокое и искреннее сострадание и стремление помочь бедствующим являются основным внутренним содержанием Ван Гога, вплоть до того, что потом жители этой местности будут сравнивать его с живым Иисусом.

"Я должен, Тео, идти дальше по той дорожке, которую выбрал. Если я брошу искать, брошу учиться, махну на это рукой — вот тогда я действительно пропал", — говорит Винсент своему брату Тео, приехавшему ему на помощь, когда он оказался в состоянии полного краха и проповеднического фиаско.
И тут же добавляет: "Наши сокровенные мысли, — находят ли они когда-нибудь своё выражение? У тебя в душе может пылать жаркий огонь, и никто не подойдёт к нему, чтобы согреться. Прохожий видит лишь лёгкий дымок из трубы и шагает дальше своей дорогой. Скажи, что тут делать? Надо ли беречь этот внутренний огонь, лелеять его и терпеливо ждать часа, когда кто-нибудь подойдёт погреться?" — разве здесь не налицо поиски способов служения людям?

Вот Винсент Ваг Гог в Гааге, ему катастрофически — до голодного обморока не хватает денег, а его знакомый и более успешный художник говорит жёсткие и жестокие слова: "Чем больше вы страдаете, тем больше вам надо благодарить судьбу. Только в горниле страданий и рождаются подлинные живописцы. Запомните, Ван Гог, пустой желудок лучше полного, а страдающая душа лучше счастливой!
Тому, кто не был несчастным, не о чём писать, Ван Гог. Счастье — удел коров и коммерсантов. Художник рождается в муках: если ты голоден, унижен, несчастен — благодари бога! Значит он тебя не оставил!" — суровые слова, и с одной стороны сомневаешься в их истинности, но тут же вспоминаешь о других великих творцах, живших в постоянной бедности...

А как много сделал для того, чтобы Винсент Ван Гог мог хотя бы просто жить хоть с какими-то деньгами его брат Тео! Всю его жизнь он не просто поддерживал Винсента материально, но попросту содержал его, обеспечивая ему возможность не просто снимать жильё и какие-то средства на пропитание, но ещё и на приобретение красок, кистей, холстов и всего прочего. Однако помимо сугубо материальной стороны он попросту привёл Ван Гога в мир импрессионистов, а когда тот едва не свалился в депрессию после осмотра картин Мане, Дега, Моне, то Тео решительно заявил: "Ты спрашиваешь, что делать? Ты должен учиться у импрессионистов... Но не больше... Ты не должен подражать. Не давай себя оболванить. Не позволяй Парижу подчинить и подмять себя", — и таки помог ему обрести своё истинное лицо, когда Винсент соединил лучшие приёмы импрессионистов с собственной творческой манерой.

Наверное ещё одним значимым моментом стала встреча Ван Гога с Эмилем Золя и с группой художников, с которым они все вместе вЫносили и сформулировали некий "культ безобразия" — как бы в отместку за освистание публикой "Завтрака на траве" и "Олимпии" Мане, но и одновременно как некий основополагающий постулат для творчества. Вся основа этого лучше всего содержится вот в этом отрывке: "Давайте сформулируем наш манифест, господа, – предложил Золя. – Во– первых, мы утверждаем, что все правдивое прекрасно, независимо от того, каким бы отвратительным оно ни казалось. Мы принимаем все, что существует в природе, без всяких исключений. Мы считаем, что в жестокой правде больше красоты, чем в красивой лжи, что в деревенской жизни больше поэзии, чем во всех салонах Парижа. Мы думаем, что страдание, – благо, ибо это самое глубокое из всех человеческих чувств. Мы убеждены, что чувственная любовь – прекрасна, пусть даже ее олицетворяют уличная шлюха и сутенер. Мы считаем, что характер выше безобразия, страдание выше изящности, а суровая неприкрытая действительность выше всех богатств Франции. Мы принимаем жизнь во всей ее полноте, без всяких моральных ограничений. Мы полагаем, что проститутка ничем не хуже графини, привратник — генерала, крестьянин — министра, — ибо все они часть природы, все вплетены в ткань жизни!".

И возможно вот это всё вместе взятое и позволило Винсенту Ван Гогу осознать и сформулировать свой собственный творческий приём и принцип: "...когда я пишу человека, мне надо передать весь поток его жизни, всё, что он повидал на своём веку, всё, что совершил и выстрадал", — яростно спорит он с Полем Гогеном, — "Когда я пишу солнце, я хочу, чтобы зрители чувствовали, что оно вращается с ужасающей быстротой, излучает свет и жаркие волны колоссальной мощи! Когда я пишу поле пшеницы, я хочу, чтобы люди ощутили, как каждый атом в её колосьях стремится наружу, хочет дать новый побег, раскрыться. Когда я пишу яблоко, мне нужно, чтобы зритель почувствовал, как под его кожурой бродит и стучится сок, как из его сердцевины хочет вырваться и найти себе почку семя!".

Мы не знаем, был ли в конце-концов удовлетворён Винсент Ван Гог своим творчеством, тем, что он оставил человечеству. Но мы знаем, что многие любители и ценители живописи любят и ценят творчество этого Художника.

P.S. Пойду скачаю на обои "Подсолнухи"...