5

— У вас случайно нет такого знакомого с красным лицом, тремя глазами и ожерельем из черепов? — спросил он. — Который между костров танцует? А? Еще высокий такой? И кривыми саблями машет?

Виктор Пелевин «Чапаев и пустота»

Если бы я читала Пелевина до документальной книги Фердинанда Оссендовского «И звери, и люди, и боги» , то, наверное, подумала бы, что «черный барон» – вымышленный персонаж, но после окончания «Самодержца пустыни» я вижу, что нашему уважаемому автору-постмодернисту не многое пришлось придумывать. Личность барона Унгерна-Штернберга так причудлива, что он еще при жизни превратился в миф, монголы отождествили его с Махагалой, гневным божеством тибетского буддизма.

«Он изображался в диадеме из пяти черепов, с ожерельем из отрубленных голов, с палицей из человеческих костей в одной руке и с чашей из черепа – в другой. Побеждая злых духов, Махагала ест их мясо и пьёт их кровь. Сам не способный достичь нирваны, он обречён вечно сражаться со всеми, кто препятствует распространению буддизма, причиняет зло ламам или мешает им совершать священные обряды».

О том, как совершилось превращение эстляндского барона, урожденного немца, и русского генерала в завоевателя Монголии и инфернальный персонаж, и рассказывает Леонид Юзефович. Сам барон считал, что «случайность и судьба» привели его туда, где он оказался. Вернее, не судьба, а карма, что несколько иное. Он твердо верил в свою избранность и мечтал о восстановлении империи Чингисхана. Хотя Унгерн был весьма экзотичен, Леонид Юзефович неоднократно говорит, что его образ вполне соответствует своему времени. В те времена кровь лилась, как вода, в умах присутствовал разброд, возникали разнообразные причудливые идеи и теории, среди которых идея «спасения с востока» не была очень уж оригинальной. Западная цивилизация, казалось, пришла в упадок, и находились люди, которые считали, что освежить ее может лишь дикая восточная кровь. Личные черты, разумеется, сыграли свою роль. По мнению автора, загадочный идеализм Унгерна в сочетании со свирепой жестокостью был не чем иным, как болезненной маниакальностью, нашедшей хорошую почву для реализации среди хаоса гражданской войны и прочих политических пертурбаций на востоке.

Инфернальная фигура барона вызывала почти суеверный ужас, притуплявший естественное чувство границы между человеком просто неуравновешенным и душевнобольным. К тому же сама атмосфера таинственности, окружавшая Даурию, мешала пристальнее вглядеться в её хозяина.

«Самодержец пустыни» в своем жанре, жанре исторической биографии – просто блестящая книга. Вряд ли можно быть более тщательным по охвату материала и проработке источников. Юзефович использует все вплоть до рукописных воспоминаний из различных архивов, письма, протоколы допросов, заметки из газет того времени, белых, красных и зарубежных, слухи и художественную литературу – и все это скрупулезно сверяет, дает комментарии о личностях писавших, их взглядах и отношении к барону, влиявших на ту или иную трактовку. Автор не ограничивается только тем, что касается барона Унгерна, а рассказывает также об его окружении, политической ситуации, атмосфере, в которой формировались взгляды.

Леонид Юзефович сохраняет беспристрастие, он оперирует только фактами и не делает эмоциональных оценок. После смерти барона мифотворчество о нем часто принимало крайние формы либо резкого осуждения, при котором он рисовался нечеловеческим чудовищем, либо носило, напротив, характер идеализации и отрицания тех жестокостей, которые он творил. Юзефович поставил своей целью отделить человека от мифа, и понять, откуда же взялся этот сложный неоднозначный образ. По-моему, ему это прекрасно удалось, рекомендую книгу любителям жанра биографии, любителям истории и тем, кому интересно, как творятся мифы.

Одним из первых в нашем столетии Унгерн прошёл тот древний путь, на котором странствующий рыцарь неизбежно становится бродячим убийцей, мечтатель – палачом, мистик – доктринёром. На этом пути человек, стремящийся вернуть на землю золотой век, возвращает даже не медный, а каменный.