2

Чтобы не ходить вокруг да около – начну со спойлера: весь сюжет закручен (хотя «закручен» – это громко сказано) вокруг мечты героини попасть в пространство любимой книги о Шерлоке Холмсе, прочитанной в возрасте 13 лет в 1986 году; идея встечи с мистером Холмсом оказалась столь неотвязной, что спустя 20 лет (sic!) героиня ведется на мистификацию, организованную в рамках встречи литературоведов, которые собираются на горнолыжном курорте в Грессоне, «чтобы в очередной раз поделиться друг с другом соображениями об отношениях между литературой и реальностью». В результате вся суета вокруг перехода в пространство книги оборачивается – как можно предположить уже из названия «Игра в Грессоне» – в самом деле, игрой, или розыгрышем. А тут и сказке конец.

В тексте неоднократно упоминается так называемая реалиора; понятие позаимствовано из девиза русских символистов, который был выдвинут Вячеславом Ивановым: «A realibus ad realiora!»(«от реального к сверхреальному!»).
В «Игре в Грессоне» понятие реалиоры появляется уже на первых страницах в следующем контексте: «… любой художественный текст – это тоже обманка. И литературовед, по долгу профессии живущий в мире фабул и фолиантов, словесных структур и стилистических срезов, рано или поздно утрачивает способность смотреть на вещи объективно. Словно в мозг ему ставят на входе хитрую призму, превращающую реальность в реалиору». И далее: Вы одели голую структуру звуками, красками, игрою теней, и превратили ее в полноценный универсум. Ведь каждая литературная реальность проступает из небытия именно так, усилиями тех, кто в нее верит, усилиями избранных. Как реальность порождает реалиору, так и реалиора способна переродиться в реальность.

То есть, под реалиорой подразумевается комплекс смыслов, своего рода правила игры или исходные условия, которые принимаются кем-либо как реально значимые и существующие; эта смысловая надстройка позволяет, в частности, видеть знаки в вещах, ничего не значащих для других («… ключ становится ключом, только попадая в нужные руки»), а еще – водить за нос и обманывать такого человека, зная его семантический код (что верно и безо всякой реалиоры).

Эти свойства делают реалиору краеугольным камнем «Игры в Грессоне», на котором держится вся конструкция; замысел может быть и неплох, но постройка получилась слишком уж схематичной: героиня и ее немногочисленное окружение всё больше предаются рассуждениям о фабуле, сюжете, событийности, интертекстуальности, пространстве нарратива, et cetera (что ожидаемо, они ведь литературоведы), о переходе из реальности в пространство литературного произведения; но сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет, – так и с реалиорой; на деле, когда они что-то предпринимают, всё получается каким-то уж слишком надуманным. Я совсем не против рефлексирующих персонажей, но тут герои получились сонные, а курортные горы – картонные, и общее впечатление от текста – искусственно, легковесно и скучновато.