5

"История Великой Отечественной войны советского народа против гитлеровских грабителей и головорезов будет вечно жить в сердцах будущих поколений, и с нею долго будет жить Ваша поэма".
Ф.С. Киселев, из письма А.Т.Твардовскому, 24 мая 1944 года

До чего «Тёркин» прост и хорош. «Речь» выпустила его с иллюстрациями Гальдяева, но они совсем необязательны. А вот письма фронтовиков, напечатанные в приложении, очень даже нужны, они создают контекст, показывая историю поэмы в динамике, от первых глав осенью 1942 до лета 1945.

Из писем видно, каким широким был литературный пейзаж. «Тёркин» имел конкурентов – Алексея Куликова, о котором писал Борис Горбатов, и даже самого Швейка, о похождениях которого во время Второй мировой войны писало сразу несколько человек (и даже выходили фильмы, в том числе тот, который мелькает в «Место встречи изменить нельзя»). Но все они оказались более блеклыми на фоне реалистичного, неплакатного Тёркина.

Удивительное дело – то, что ты знаешь по школьной программе, было для миллионов солдат чем-то живым, непосредственным опытом, отрывками, которые они искали в каждом издании, в каждой газете. И, благодаря им, эти строки смогли стать школьной программой.

Мне как-то случайно попались старые аудиозаписи. Актер читал отрывки, которые въелись в мою память, и теперь, снова наткнувшись на них в книге, я поневоле читаю их с той, услышанной интонацией.

«- Знаешь, брось ты эти вальсы,
Дай-ка ту, которую...»

или

«На околице войны -
В глубине Германии -
Баня! Что там Сандуны
С остальными банями!»

И еще пару слов о культработе. Из писем видно, что в действующей армии велась колоссальная работа, бойцов обеспечивали чтением, издавались журналы, газеты, отдельные брошюры. Насколько же людей не считали быдлом! Любопытно, что спрос был больше предложения, каждый второй автор письма просит Твардовского прислать экземпляр поэмы.

Ну и дальнейшие приметы времени, которые мы не помним. Фронтовые дома отдыха («рай» в терминологии Тёркина), Чкаловская область (так тогда назывался Оренбург), использование наложенного платежа на почте (автор письма просит Твардовского отправить экземпляр поэмы своим родным именно таким способом). А больше всего меня тронули слова одного из корреспондентов Твардовского, который описывает свою одиссею в 72 дня из окружения к линии фронта в 1941.

Пробираясь по тылам немцев, он нашел разбитую пластинку с песней «Широка страна моя родная» и плакал, плакал от осознания того, что «Советский мир» (терминология автора) далеко и разрушен войной.

И пишут Твардовскому все, рядовые и офицеры, «малограмотные», как они себя называют, и учителя русского языка, и даже воюющие выпускники литинститута. Всех задела за живое эта мощная правдивая поэма. Вот еще цитата, которой хочется закончить:

"А Вы с такой огромной душой единственный показали наше торжество: торжество русского солдата, нашу человеческую, а не заносчивую гордость и то, что где бы мы ни проходили, мы всегда были и остаемся людьми".
А. Родин, из письма А.Т. Твардовскому, 24 мая 1945 года.