Ещё до ознакомления были серьёзные сомнения: насколько Бегбедер понимает Сэлинджера? Понимает, что тот хочет от жизни и зачем делает то, что делает? Оказалось, что несмотря на заявления типа "Сэлинджер - мой любимый писатель", Бегбедер даже слабо знаком с творчеством оного, так как оно, это творчество, заканчивается для него, как и для многих, на "Над пропастью во ржи". Создаётся впечатление, что ничего, кроме "Кэтчера" на французский не перевели. В весьма длинном - для такой короткой книги - вступлении, автор рассказывает о тех чувствах, которые побудили его отправится к Сэлинджеру. (В книге рассказано о цивилизованной поездке с целью снять документальный фильм, но Б. в двух шагах от С. засмущался ("– Но… Сэлинджеру за восемьдесят, он глух как пень, к тому же он ветеран Второй мировой, так что наверняка вооружен. <...> – Я так и знал, что ты сдрейфишь, – сказал Жан-Мари Перье. – Ты просто мифоман. – Нет, я… я… вежливый.") Но я слышал более занимательную историю о том, как Бегбедер рванул к своему любимому писателю, а дедушка Сэлинджер, естественно, показал ему огромный кукиш, так как он никого, - и уж тем более французского как бы писателя-торчка, - видеть не желает). Так вот, интерес нашего протеже зиждиться исключительно на "Кэтчере", вот что он пишет, в том числе и в самом романе:

«The Catcher in the Rye» с 1951 года разошелся по всему миру тиражом 120 миллионов экземпляров: короткий роман о мальчишке, исключенном из пансиона, который бродит по Центральному парку и спрашивает, куда деваются утки зимой, когда пруд замерзает. Посыл, быть может, ребяческий, наверняка ложный, а то и опасный, но Сэлинджер создал ту самую идеологию, добровольной жертвой которой я стал. Он – писатель, давший самое точное определение современному миру – миру, разделенному на два лагеря. С одной стороны, серьезные люди, отличники в галстучках, старые буржуа, которые ходят на работу, женятся на пустоголовых домохозяйках, играют в гольф, читают эссе об экономике и принимают капиталистическую систему такой, какая она есть: «Типы, которые только и знают, что хвастать, сколько миль они могут сделать на своей дурацкой машине, истратив всего галлон горючего». А с другой – незрелые подростки, грустные дети, навсегда застрявшие в первом классе лицея, бунтари, танцующие ночи напролет, и чудики, блуждающие в лесах, те, что задают вопросы про уток в Центральном парке, беседуют с бродяжками или монашками, влюбляются в шестнадцатилетних девочек и никогда не работают, свободные, бедные, одинокие, грязные и несчастные. Короче – вечные смутьяны, которые думали, что протестуют против потребительского общества, а на самом деле заставили западные страны обрасти долгами за последние шестьдесят лет и способствовали продаже товаров широкого потребления, начиная с 1940-х годов, на миллиарды долларов (диски, романы, фильмы, телесериалы, одежда, женские журналы, видеоклипы, жевательная резинка, сигареты, открытые машины, алкогольные и безалкогольные напитки, наркотики, все, что рекламировалось дерзким маргиналами как мейнстрим). Мне было необходимо встретиться лицом к лицу с основоположником инфантильного фантазма, заставляющего мечтать наш продвинутый мир. С легкой руки писателя Сэлинджера люди больше не хотят стареть.

Пока ничто не предвещало Джерри судьбы изобретателя вечной юности в кредит.

И главный пасквиль на любимого писателя

Во всех своих романах и новеллах он давал слово детям и подросткам.

Ну, во-первых, у Сэлинджера всего один роман, некоторое количество новелл, но вся его соль, его основной посыл, всё, что он мог дать миру, заключено в повестях (ага, господин Бегбедер, ваш любимый писатель писал ещё и повести) и новеллах, образующих "Сагу о Глассах". И говорить ту чушь, которую несёт Бегбедер - просто стыдно. Кстати, несмотря на то, что дети выступают у С. символом чистоты, далеко не во всём его творчестве он даёт им слово; у него есть новеллы, где вообще нет детей. "Над пропастью" - это краткий миг, вспышка, всё остальное время Сэлинджер проповедовал совершено иные идеалы. Кто из Глассов инфантильный фанатик, не желающий взрослеть или боящийся старости? Что-то 46-летний Бадди в "16-м дне Хэпворта 1924 года", - где, кстати, сообщается, что Симору, в знаменитой новелле "Хорошо ловится рыбка-бананка", был 31 год, - не спешит взять юность в кредит. Бадди, который часто выступает рассказчиком в произведениях "Саги", уже далеко не юный рассказчик, но там, где описываются подростки ("Фрэнни и Зуи"), ещё следует присмотреться к этим самым подросткам. Сэлинджер верил в перерождения и недвусмысленно намекает, что у Глассов уже был скоплен опыт в предыдущих жизнях, поэтому они с пелёнок непохожи на других, задаются с детских лет самыми серьёзными вопросами и кажутся более взрослыми, чем сами взрослые.
Поэтому, я утверждаю, что по части понимания Сэлинджера, Бегбедер не компетентен. И я не знаю после какой рюмки Сэлинджер стал его любимым писателем, но определённый юмор в этом есть.
Далее идет сам роман и... ну, похвально желание Бегбедера написать что-то кроме той дряни, которой он пробавлялся всю жизнь. Но ничего особенного в романе нет. Я, если честно, даже не сумел дочитать его. Кроме знакомых имен, там, в сущности, нет ничего, что могло бы задержать внимание. Сам выбор темы: взаимоотношения Сэлинджера и Уны - несколько странен, так как этот короткий романчик длился недолго и, в принципе, ничем не примечателен. Следуя биографии, было так: Сэлинджер познакомился с Уной, а чуть позже отправился в армию. Писал возлюбленной пылкие письма, возлюбленная отвечала вяло. Тут ей встретился популярный актер, распахнувший перед ней свои объятия, вы, может быть, тоже знаете этого актёра, его имя Чарли Чаплин. И Уна полетела к нему , махнув хвостиком перед лицом солдата Джерома Дэвида Сэлинджера, оставив последнего у разбитого корыта.
Мне вообще кажется, что Бегбедер написал этот роман в отместку. Если бы Сэлинджер узнал, что станет героем романа, его хватил бы инфаркт.