3.5

Длинный роман «про жизнь» - мой любимый формат, двадцатые годы — моя любимая тема, да и хвалебных отзывов о книге предостаточно, поэтому читать ее я начала, предвкушая удовольствие не на один вечер.

Реакция после первых прочитанных глав — разочарование. Похоже, я вляпалась в слезливый дамский роман с придыханиями и восклицательными знаками на каждой странице, в котором каждому персонажу отведена своя роль и он будет пребывать в ней неизменно до самого конца повествования. Demoiselle en détresse будет очаровывать всех своей хрупкостью и неземной красотой, chevalier sans peur et sans reproche будет образцом всех мыслимых мужских добродетелей, благородная матрона будет моральной опорой, старая дева будет резонировать и курощать, все остальные персонажи — такие же маски. А музыкальная подложка - «как упоииииительны в России вечераааа!» (были раньше). И неважно, что главная героиня играет Шопена. Тем более, что в голове тут же невольно вступает вторая музыкальная тема: Королева играаала в башне замка Шопэээна/И внимая Шопэээну, полюбил ее паж — такая же пошлая, впрочем.

Но я упорная, я продолжаю читать. В какой-то момент мне показалось, что мелодраматические эффекты используются для усиления гротеска и на самом деле роман — гиньоль, жесткая, даже жестокая сатира на «бывших», «новых» и всю эту жизнь. Но штампов в книге слишком много и они слишком откровенны, поэтому версия, что это не сознательная игра стилями, а последствия запойного чтения Чарской и ей подобных кажется более вероятной. Боюсь даже представить, что было в авторском, неотредактированном варианте романа.

На последних главах, где описаны самые страшные круги ада, литературный критик и сноб, разумеется, отключается и действует чистая эмоция. Больно было потом читать в некоторых отзывах комментарии, которые можно свести к «сами виноваты»: пусть виноваты, но ведь эти люди заплатили за все сполна, и жуткую цену, может быть, через 80 лет пора забыть о классовой ненависти? И милость к падшим призывал.

И все же это не литература с большой буквы, и даже не с маленькой. Беллетризованные псевдо-мемуары, старательно раскрашенные в "правильные" краски начиная с титульной страницы: это жеманное "урожденная Римская-Корсакова", при том, что Ирина Головкина была урожденной Троицкой, а Римская-Корсакова — девичья фамилия ее матери. Негоже отказываться от имени отца, даже если фамилия дедушки на обложке сулит больше внимания.

Дневники Шапориной , которые в общем-то о том же и о тех же людях, - тоже не образец высокого стиля, но они другие, более искренние, страстные, даже саморазоблачающие, что ли, и эта искренность пробирает намного сильнее. Правда, там нет ни щелкающих каблуками аристократов, ни сияющих лучей, льющихся из глаз, ни прочей гимназической восторженности.

Если бы этот роман попался мне лет в пятнадцать, скорее всего, отзыв был бы совсем другим. Но я сегодняшняя вижу и рыхлый сюжет, и картонных персонажей, и экзальтированность, которую автор пытается выдать за высокий пафос греческой трагедии. И самое главное, мне очень не по душе сентиментальность и мелодраматизация — трагедия нации в результате превращается, пусть и против воли автора, в предмет дамского романа.