4

Когда ты не знаешь, о чем надо думать, заживет ли рана и через сколько дней, кто такие немцы и что они с тобой сделают, погибла ли Маринка или только ранена в спину навылет, пришлют ли в твой взвод какого-нибудь младшего лейтенанта или Калач назначит взводным курву Крылова, кто напишет про тебя матери Лапин или капитан Мишенин, лучше б Мишенин, потому что письмо у него получается длинней, и мать не сразу начнет плакать, когда ты не знаешь, об этом или о многом-многом другом надо думать, тогда твое тело, если ты ранен, становится тяжелым, опасным и заостренным, а воздух и земля гудят и вибрируют, и тебе кажется, что тобой выстрелили, и ты летишь под самыми звездами, и вот-вот ринешься вниз и взорвешься миной.

Какой-то "умник", не помню, переврав известную фразу, сказанул, что на войне всегда есть место подвигу.

А как насчёт ранения? Плена? Отступления?

Вот им, по-моему, там место точно есть всегда.

Ну а если ты попал в беду, всегда ли будет место тому, что с тобой рядом будет товарищ, который поможет тебе не сдохнуть от кровопотери или голода?

Вот в чём вопрос. О том же и повесть.

Она написана немного живее, чем "Убиты под Москвой" и "Это мы, Господи". Отчасти, за счёт любовной линии получилась и интереснее, и напряжённее. Но, как и "Это мы..." - с оборванным финалом. Додумывайте, товарищ читатель, сами, называется.