3

Когда отчаяние и боль заставляют не опускать руки, а идти вперед. Любой ценой, при любых условиях, в любое время, – только вперед.
Тяжело представить себе, что в твоей жизни может произойти что-то такое, что навсегда отрежет тебя от мира. Совсем отрежет: буквально насильно разорвет все ниточки: родные, друзья, родители, – и ограничит твою свободу стенами – в прямом смысле этого слова. Надолго? Навсегда.
Такое представить себе нельзя. Можно только пофантазировать, содрогнуться, оглянуться по сторонам, вздохнуть с облегчением и больше к таким фантазиям не возвращаться.
Книга «Мотылек» Анри Шарьер одна из немногих без «Эффекта полного погружения». Физически невозможно пропускать ее через себя – слишком уж много в ней того, чего не возможно себе представить… да, даже не невозможно, а не хочется себе представлять!
У моего любимого Гришковца в одном из его спектаклей есть небольшой монолог, который я нет-нет, да и вспоминала, читая «Мотылька»...

<...> Или вот такой странный феномен: сидите вы у себя дома и смотрите телевизор. Сидите в своем городе, в своем доме, в своем времени, в смысле в своей эпохе, и смотрите фильм про какую-то Французскую революцию. И там кого-то должны казнить на гильотине. Это во Франции так отрубают голову. И вдруг, кааак почувствуете! То есть вы почувствуете, что это вам должны отрубить голову, что вы просыпаетесь в камере, в тюрьме, перед казнью. Просыпаетесь и несколько мгновений не помните, что вас должны казнить. А потом сон совсем улетучивается, и вы все вспоминаете… И это ужасно! А какой у вас есть опыт такого просыпания? Ну, разве что когда вы договорились с другом, что завтра пойдете на рыбалку. И в пять утра вас будит будильник,… а это ваш единственный выходной,… и вы понимаете, что вы больше всего на свете не хотите идти ни на какую рыбалку. Вы хватаете телефон и звоните другу, чтобы сказать, что у вас все родственники и дети заболели и что вы не можете идти… А вам говорят, что ваш друг уже вышел… И вы выходите из своего теплого дома в холодное утро и идете навстречу другу, который тоже не хочет идти ловить рыбу. И он сам бы вам позвонил, но не смог придумать никакого предлога… и вышел. И вы будете мучить друг друга этой рыбалкой весь единственный свой выходной день. И это ужасно.
Но когда вы просыпаетесь в камере перед казнью — это в тыщщу раз хуже. И вот за вами приходят, и ведут вас, и чего-то вам говорят, а у вас в голове мысли: «Так, так, так, так… Я скоро умру… Меня ведут убивать… Так, так, так, так… Надо сосредоточиться, надо это понять… Раз, раз, раз, раз… Это же надо понять!» А в это время вас ведут, приводят куда-то, отрезают холодными ножницами воротник вашей рубашки. Там так делают. От холодного прикосновения вы вздрагиваете и даже коротко смеетесь. А мысль крутится, крутится, никак не останавливается. Потом вам дают сигарету, а вы некурящий…, но все равно машинально затягиваетесь и кашляете…, кашляете. Потом дают выпить рюмку коньяку. И в горле и в груди становится тепло. И вот уже гильотина. А вы такой живой… В горле тепло… И вы: «Погодите, погодите! Извините…, я еще…, не, ну все-таки…, стоп, стоп…, а как же…, я вот……….», — и дышите, дышите… И в этот момент на экране нож падает, и такой чавкающий звук…, и вы у себя на диване…сидите такой…… Почувствовали! Все вот это, … вместе с рыбалкой. В одну секунду. Ужас! А ведь вы не француз, вы у себя дома. Во Французской революции не набедокурили. То есть вас казнить не за что. А все равно — сидите у себя на диване…, почувствовали.

И вот как?.. как, скажите мне, дышать, читая этого самого «Мотылька»?! Как не представлять себя в камере-одиночке? Как отрешиться от книги и одновременно впитывать глазами буквы на страницах?!
Эта книга — не просто автобиография, это откровение, от которого хочется бежать, которого хочется не видеть, не знать. Кто-то решает чью-то судьбу, нажимая на курок, насилуя, загоняя нож в сердце. Потом его судьбу решают другие, отправляя в места вечного или почти пожизненного заключения. С этим все понятно — такое не вызывает вопросов. А как быть с безвинно осужденными? На чьей совести тысячи ни за что сломанных жизней?
Мне сложно осознать эту книгу как правду. Сложно принять ее. В воздухе повисло столько вопросов, что хоть вой. Несправедливость. Безнаказанность. И человеческие жизни длинною в десятилетия, измеряемые только монотонными шагами по камере.
Это очень сильная книга. Это мастрид, во время или после которого обязательно наступит момент, когда захочется отмотать все назад и вернуться в те дни, где ты ее еще не читал. Но если вы хотите почувствовать себя живым и свободным — стоит рискнуть.