5

"

Она человек, навеки лишенный всякого понимания, всякого вкуса к главному потоку поэзии, который пронизывает все в мире. Неизвестно, зачем такие живут на свете. "

Я его не поняла. Ну вот так. Слишком долго ждала встречи, слишком многого ждала от встречи. Все началось с дурацкой песенки в каком-то из советских эстрадных шоу: "И какая вам забота в том, что у межи целовал кого-то кто-то вечером во ржи". Исполнители щеголяли ковбойскими сапогами и шляпами, а дамочки их обряжены были в корсажи с широкими клетчатыми юбками, отороченными кружевом и черные сапожки на каблучке. В общем кантри-кантри. И все вместе наводило на мысли одновременно об Америке и о поцелуях. И о чем-то запретном.

А потом услышала об этой книге. Или прочла где-то. Очень хорошо там о ней отзывались. и название. Ну просто мгновенно очаровало, "Над пропастью во ржи". Диковинным образом соединившее тех фривольных в корсажах с ароматной тяжестью черного хлеба, который обкусывала по кругу, неся домой. И поверх всего манящая жуть пропасти. И захотелось читать. Безумно.

Да только где ж найти? Советское время, книжный дефицит. И все, у кого спрашивала, мечтали прочесть, но ни у кого не было. А потом, как нежданный подарок, старший брат принес: "Классная книга, почитай". Любимый старший брат, из его рук и Карла Маркса, наверное, взяла бы с интересом. Схватила, предвкушая сбычу всех возможных мечт. И... разочаровалась.

Славный он мальчишка, Холден Колфилд, но совсем ребенок. И такой безответственный. То есть, ту высшую, надстоящую над банальным конформизмом, ответственность, какая дарит человеку мечту о том, чтобы ловить детишек, играющих над пропастью во ржи, не поняла. Наверное, она на самом деле гениальная, эта книга. Потому что с тех своих восемнадцати не перечитывала. А смысл сам собой вошел в меня, проявился временем. Как медленная улыбка на старом фото под действием проявителя.

Только убеждена была отчего-то, что Сэлинджер - автор одной книги. Тоже жертва банальной, на сей раз эрудиции. "Выше стропила, плотники" - его повесть. Существует, оказывается, цикл сэлинджеровских рассказов о многодетной семье актеров, таком прообразе общества Эпохи Водолея. Где все необычайно талантливы, умны, привлекательны внешне, реализованы и востребованы с раннего детства.

Питомник юных талантов, живущий по чуть иным, отличным от общепринятых, канонам. С большой внутренней связью между звеньями. У них и внешняя налажена лучше, чем у прочих. Да, сообщения обмылком на зеркале ванной. Прообраз локального интернета для одной отдельно взятой семьи. Нужно только знать, куда смотреть. И все так хорошо, но прожить жизнь внутри семьи никто ведь из них не собирается.

А когда выходят во внешний мир. Умные, талантливые, красивые, успешные, вот тогда и выясняется, что их жизненный уклад и стиль общения, и внутренняя общность, что это не норма, скорее отклонение. И все существует чуть по иным законам. И в целом, понятия не имеет о главном потоке поэзии, пронизывающем все на свете. Пошлость, вульгарность и убожество обретают конкретные имена и черты. Нет-нет, все не так плохо и всякий здесь приспосабливается, заводит собственный оазис. Чаще всего паразитирующий на чужих несовершенствах по типу: "они плохие, глупые, пошлые, я хороший, умный, тонкий").

Ангелы, изгнанные из рая. Или прогрессоры на Саракше. Это трудно, ловить детишек над пропастью во ржи. Невыносимо тяжело, когда изо дня в день. Почти как держать Землю на каменных плечах. Ты устаешь и уходишь до срока. Если не дал себе труда адаптировать понимание потока поэзии, пронизывающего все в мире к его собственному, звучащему под сурдинку. А если дал, остаешься. Незаметным. Умеющий ходить, не оставляет следов. Первое правило прогрессоров.