3.5

Скажу прямо, как есть. Были во мне какие-то вмятины, которые я предпочитал другим не показывать. Не знал, чем они объясняются и откуда взялись. Знал только, что они существуют и делают меня иным. В чем состояла эта инаковость, я тоже не знал. Просто знал, что именно из-за них одинок. Где-то по дороге в жизнь угодил в аварию. В этих вмятинах — они по-прежнему существуют, потому что их так сразу не выправишь, не отрихтуешь кувалдой, как вмятины на капоте, и сами они не исчезают, — сидело мое одиночество — одиночество, которое мне не претило и на которое я поэтому не жаловался.

После "Полубрата" я ожидала от Ларса Кристенсена чего-то явно большего. В "Посреднике" еще в самом начале закралось ощущение того, что что-то здесь не так. И крепло оно ровно до начала романа в романе, который оказался в отличие от пролога-вступления-первого романа (выбирайте, как вам больше по душе) очень самостоятельным, цельным и заслуживающим намного больше похвал, чем полная книга. Мрачная история о посреднике, которому по долгу службы положено сообщать людям дурные вести, изрядно приправленная черным юмором и какой-то скандинавской безысходностью, оказалась намного интереснее теплой летней истории из жизни автора романа в романе.

Связка обоих частей выглядит довольно интересно и, уже читая эпилог, начинаешь понимать к чему клонил автор приоткрывая нам дверь в солнечное лето, полной обычных проблем школьников - с кем дружить и как максимально разнообразно заполнить досуг. Но восторга, пусть даже просто близкого к такому, какой в свое время вызвал "Полубрат" после "Посредника" не было и подавно.