2.5

За роман «Возвращение в Египет» Владимир Шаров получил премию «Русский Букер»-2014, и это, конечно, ко многому обязывает, заставляя меня вдвойне пристрастно отнестись к осмыслению и оценке этого труда. Глубокая, упругая, сухая книга, не поддающаяся быстрому и поверхностному прочтению именно потому, что, не углубляясь и не проникая внутрь данного текста, осилить все без малого 800 страниц – задача сверхтрудная.

Решив познакомиться с последним произведением Шарова, читателю нужно быть готовым столкнуться с сугубо теоретическим романом, наполненным нескончаемой историософией, замешанной на подробно изученной автором и близкой ему темой мистического богопознания. А основой, так сказать фундаментом, всему этому служит переписка многочисленных потомков великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя, одержимых идеей дописать вторую и третью части романа «Мертвые души», что необратимо приведет к тому, что история нашего с вами отчества под всемогущим влиянием художественного слова сможет сменить вектор развития и придать верное богоприятное направление. Однако стоит предупредить, что базисом религиозных воззрений автора являются не ортодоксальные христианские взгляды, а старообрядчество и смежные ему ответвления (бегунство, странничество и другие). Естественно и у Гоголя Шаров своей легкой рукой через посредство своего главного героя (кстати, полного тезки писателя) находит яркие тенденции и склонности к старообрядству. Вообще для Шарова в «Возвращении в Египет» характерна постоянная мимикрия образности: все символы, события, происходящие или с героями или внутри нашего государства, только отчетливее подтверждают единственно возможное спасение человечества – через путь странничества и старообрядчества. Каждое действие облекается тонкой паутиной измышлений персонажей романа и привязывается к религиозным толкованиям бытия. Даже Ленин и Сталин в восприятии героев примеривают на себя роли с христианским уклоном.

Что касается построения системы персонажей, то она достаточно интересна для эпистолярного романа: все произведение представляет собой подобие современного чата, при этом каждый может общаться с каждым (и все-таки главный респондент, связующее звено - Коля), но переписка подана читателю в виде «выбранных мест из …». Однако поначалу разобраться в том, кто есть кто и какой из многочисленных дядьев Николая Васильевича-младшего пишет ему очередное послание невозможно, а потом приходит понимание, что и не нужно. Это хор, сонм, где каждый – человек интеллектуально глубокий, разбирающийся в различных тонкостях как теологии, так и истории России, филологически грамотный и до дикости схожий с остальными собеседниками.

Главным же вопросом, на который все ищут ответ, становится вечно звучащий на страницах отечественной литературы «кто виноват?» - как же произошло, что Россия, обреченная стать новой Землей Обетованной, вдруг вернулась в Египет, пройдя через Красное море революции, пережив поколения бродящих по пустыне, отдав столько сил, веры, жизней ради высшего смысла, ради очищения всего мира… На вопросы «что делать?» и «кому на Руси жить хорошо?» герои вслед за автором ответ знают или думают, что знают.

Для Шарова, как последователя Николая Федорова, «Возвращение в Египет» является романом очень личным и отчасти исповедально-программным, но остается все же художественным. И эти художественные отступления, появляющиеся из-под пластов историософских и теологических рассуждений героев, общую канву не дополняют, а дисгармонируют. Нелепые поэты-палиндромисты, чьи необыкновенные стихи остаются непредъявленными читателю, убежденные в зеркально обратимой структуре мира, история спутницы жизни Коли (потому как назвать ее возлюбленной язык не поворачивается), чей дед-извращенец рисовал ее в двенадцатилетнем возрасте голой и зарабатывал на этом, а муж подсадил на антидепрессанты и ставил на ней психологические эксперименты, несчастная мать Коли – Мария, над которой судьба-злодейка поиздевалась вдоволь, – все это, откровенно говоря, сюжетные линии весьма слабые и неорганично встроенные в тексте, «притянутые за уши», а меня как читателя убедившие только лишь в одной мысли – по Шарову «никому на Руси жить не хорошо». Любви, кстати, в ее привычном человеку понимании, между мужчиной и женщиной, в «Возвращении в Египет» места не нашлось, только – любви к Богу, к ближнему своему.

Отдельного упоминания достойны те части произведения, которые можно назвать «филологическими вставками» – обсуждение творчества Гоголя и конспект продолжения знаменитой поэмы. Как филологу, мне было весьма интересно вспомнить лекции, которые нам читали педагоги о творчестве и жизни Николая Васильевича Гоголя, интересно ли это читателю-нефилологу решать вам. К сожалению, Шаров от институтской программы практически не отходит и собственных находок, выводов, анализа творчества писателя у него нет. О продолжении «Мертвых душ» хочется заметить, что это – высококачественный постмодернистский текст, в котором ничего гоголевского нет и быть не может, но смелости и неординарности автора стоит отдать должное. Вот только оставшиеся 450 страниц растянуты без надобности медоточиво и последовательно то ли ради увеличения объема произведения в целях удовлетворения запросов издателей, то ли для пущей убедительности, что книга большая и достойна премии «Большая книги», то ли так у Шарова заведено – чем подробнее, тем основательнее.