2.5

Что-то не так с Ивановым

Порой для меня становится сложной задачей отделить личное мнение автора от точки зрения того или иного его персонажа. Нет во мне той литературоведческой наглости, которая позволяет однозначно заявить, что, мол, Пушкин в этом стихотворении имел в виду «это» и думал при этом о «том-то». Возможно, в этом причина моего неприязненного отношения к Алексею Иванову. Не могу с хирургической точностью отсечь мудо-героев от автора и очень маюсь. Посмотрела даже «Школу злословия» с Ивановым – не помогло. Человек в кадре был невнятным и унылым, а главное, Дуня с Татьяной Никитичной тогда еще не знали, что он напишет «Блуда и МУДО» и не могли в полной мере разгуляться.

Попробую разобраться, что же не так с Ивановым.

Многие увидели в книге острую сатиру. Но сатира, в моем понимании, это насмешка над настоящим. Выносить развал системы дополнительного образования, как объект сатиры и критики в 2007году, так же нелепо как сейчас стебаться… ну, например, над комсомольскими собраниями. То есть когда это пишется и говорится в момент свершения – это может быть остро, важно и смешно, но когда все давно прошло, сделано и развалено, то это какое-то вялое попинывание мертвого врага, а не сатира. Да, любой, кто работал хоть неделю в сфере образования, узнает этот кислый душок неадекватности, которым пропитана система. К слову, в мой короткий жизненный период работы в школе, я в первую очередь поразилась физической, психологической и даже психиатрической ненормальности 90% педагогического состава, а уже во вторую очередь аналогичным деструкциям учеников. Приписки и показуха – традиционное занятия большинства государственных структур и сказать, что автор тут что-то бичевал в поте лица было бы преувеличением. В общем, или мне надо таблички «сарказм» впечатывать в текст или Иванову быть как-то поострей и поактуальней.

Стилистика. Фраза, что всё гениальное – просто, конечно, несколько банальна. Но в данном случае ее поневоле вспоминаешь. Потому что в книге, безусловно есть яркие метафоры и точные ёмкие образы, но они завалены дичайшим количеством шлака. На мой вкус, здесь соотношение примерно такое, когда на камаз щебня заложен один бирюзовый камушек и предлагают тебе эти несколько тонн в его поисках перелопатить. И вот когда его находишь, он оказывается действительно красивым и даже, благодаря затраченным усилиям его ценность для нашедшего как-то возрастает, но вот времени и сил явно жалко становится. Да, когда пейзажные зарисовки перестают ограничиваться женской анатомией, что-то в них маячит прекрасное. И когда герой отвлекается от очередных потрахушек и думает о живописи, то снова что-то увлекательное и интересное в его размышлениях проскальзывает. Но в остальном, мне не за что было зацепиться. Вообще тут всплывает отдельная тема – что есть пошлость и как ее отличить от авторского стиля, особенно, если пошлость присутствует одновременно во всех своих смысловых значениях (и низкопробности, и вульгарности, и банальности).

С героями и вовсе беда. Они несимпатичны и ненатуральны. Все, включая детей. Причем типажи и прототипы вполне узнаваемые, но те големы, которых автор сваял из реальности, по-моему, полный дохляк. Но самый швах с женскими образами. Это уже смахивает на какое-то женоненавистничество. Первичным половым признаком любой женщины в этой книге является желание переспать с главным героем (такое ощущение, что автору лет шестнадцать и он застрял в пубертатном периоде). Но даже если плюнуть на эту сексуальную мутацию, лучше не станет. Потому что женщин в книге нет. Есть надувные куклы, без души, ума и сердца. Они разные стереотипы олицетворяют, но одно их объединяет - они абсолютно пусты. Их трахают, уступают, соблазняют, покупают, дарят, ими даже любуются, как вещами. Но они не люди. И это вызывает некоторое отвращение.

Все фабульные «штучки» – сладострастные мерцоиды, пиксельное мышление, фамильоны и прочие термины, скрытые в аббревиатурах – полная мишура. Для креатива слабо. На этом поле уже отрезвились Пелевин и Сорокин, ловить тут нечего. Для философии невнятно. В «Школе злословия» я услышала, что автор культуролог. Что ж, частично это объясняет, откуда у его философской системы растут ноги (вот ведь опечатка в тему – вместо «ноги» написала «роги»), но не извиняет ее шаткости, надуманности и скучности.

Вообще, я какая-то адская стерва и злюка в отношении несчастного Иванова получаюсь. Сама не знаю, что на меня находит. Обычно, если автор оказывается таким откровенно «не моим», то я не впадаю в бессмысленное критиканство, а просто перестаю его читать. Здесь же я аки те мыши с кактусом, злилась, но читала до половины ночи, только бы закончить и поставить точку. Зачем? Похоже, ответ будет очень в духе автора, книга похожа на зануду из старого анекдота, которому легче дать, чем объяснять, почему нет.