«Голос крови» (оригинальное название Back to blood, что несколько смещает акценты) Тома Вулфа — в каком-то смысле оказывается узнаваемым романом. Те, кто читал Костры амбиций — пожалуй, одну из определяющих книг о Нью-Йорке 80-х, — могут настроиться на выполненный в той же стилистике рассказ о Майами. Разница, впрочем, будет основываться на очевидных культурных и исторических различиях Майами и Нью-Йорка. А также на изменившихся временах. С 1987 года, когда вышли в свет «Костры амбиций», произошло слишком многое, в частности, самому Вулфу перевалило за 80, что заставляет думать и о том, по-прежнему ли предложенный Вулфом метод оказывается эффективным для препарирования новой реальности.

Сверка «Голоса крови» с «Кострами амбиций» неизбежна для каждого знакомого с творчеством Вулфа (для тех, кто с ним познакомится впервые после прочтения нового романа, приходится настоятельно рекомендовать прочитать нью-йоркскую сагу для составления окончательного мнения) — и, вероятно, на нее рассчитывал и сам писатель. Хотя прямых сюжетных пересечений между романами нет, они проникнуты одним духом. Это попытка описать, чем живет и дышит один американский город, — с авторским представлением о том, какие пересечения судеб, союзы и конфликты выражают это лучше всего. При этом основным двигателем такой человеческой трагедии, ее роковой силой Том Вулф — один из отцов «новой журналистики» делает в обоих романах газетное расследование.

Жизнь города для Вулфа — это, прежде всего, столкновения и взаимодействия разных его социальных и этнических групп, имеющих разный культурный и жизненный опыт, живущих в разных районах, одевающихся в разную одежду.

Пришедший в литературу из мира журналистики Вулф традиционно уделяет большое внимание бытовым деталям и той обстановке, которая окружает героя, и принципиально обвиняет американскую литературу в небрежении реальной жизнью общества, приводя, между прочим, в качестве идеала классическую русскую литературу.

Бешеный успех «Костров амбиций», принесших Вулфу немедленное литературное признание, показывает, что такой метод оказывается востребованным. Однако «Голос крови», пожалуй, заставляет понять, что методика и мастерство — далеко не все, что нужно для создания резонанса.

Майами, описанный в «Голосе крови», — это совсем не Нью-Йорк «Костров амбиций». И объяснение, похоже, заключается не только в том, что Майами в принципе мало чем напоминает Нью-Йорк. Погружаясь в хитросплетения нью-йоркской жизни, Вулф писал о живом городе с богатой, по американским меркам, историей — таком, где сложные и не всегда очевидные взаимодействия между черными и белыми, между англосаксонской, еврейской и ирландской общинами, между старыми и новыми деньгами и, наконец, между разными кварталами города формировались десятилетиями, если не веками и при внимательном изучении обнаруживают множество тонких и важных нюансов. Кроме того, и сам Нью-Йорк — это все-таки город-миф, многократно запечатленный в культуре, так что любой удачный рассказ тоже встраивается во всемирную нью-йоркиаду (отражаясь в многочисленных зеркалах и приобретая дополнительное значение).

Майами представляет в этом смысле гораздо менее выгодный материал. Практически на первых страницах романа Вулф приводит сведения о том, что это единственный город не только в Америке, но и в мире, больше половины населения которого — иммигранты последних пятидесяти лет. Иными словами, город не слишком укоренен в американской почве и вообще, как это объясняется в первой главе во время ссоры на парковке между белой женщиной из старой протестантской семьи и богатой кубинской красоткой, — это не Америка, а, скорее, отдельная страна. Поэтому любые обнаруживаемые в этом городе особенности отношений между разными общинами будут заведомо более плоскими, чем в Нью-Йорке. За ними не будет стоять вековой истории. А сам город будет привлекать скорее своей экзотикой.

Поэтому, видимо, описание противостояния разных общин в «Голосе крови» оказывается почти лишено оттенков и полутонов. Главный герой романа — полицейский кубинского происхождения Нестор Камачо, подвергшийся остракизму в своей общине за то, что, рискуя жизнью и демонстрируя чудеса силы и ловкости, спас пытавшегося добраться до США беглеца с Кубы, а значит, не позволил ему ступить на американскую землю и автоматически получить убежище в США. С завидной регулярностью попадая в центр внимания СМИ или социальных сетей (то спасая эмигрантов, то задерживая черных наркоторговцев) Камачо оказывается крайне неудобен — как невольный раздражитель для крупнейших общин города. В обрушившихся на него неприятностях единственным невольным союзником оказывается написавший про него репортаж корреспондент «Майами Херальд» Джон Смит.

При обилии бытовых деталей жизнь Майами по Вулфу подчинена простой схеме: власть в городе фактически принадлежит кубинским эмигрантам, они же преобладают в полиции, из-за этого их крайне не любят черные (кубинцы, впрочем, не остаются в долгу), белые представлены в основном экзотическим набором экстравагантных миллионеров и разных типов, пытающихся затесаться в их общество, а с любовью выводимые как в «Кострах амбиций», так и в «Голосе крови» васпы — то есть белые англосаксы, наследники старой Америки, здесь присутствуют едва заметной тенью в руководстве и штате газеты — как последние римляне в захваченной варварами провинции.

Соответственно, таким же описанием варварских нравов оказываются и истории из жизни Майами — знающие свое дело и не всегда выражающиеся на языке политической корректности полицейские противостоят в нем совершенно потерявшим человеческий облик черным наркоторговцам в выразительно описанных трущобах. При всей возможной жизненности данной ситуации, кажется, что читаешь фэнтези, в котором свойства описываемых рас заранее заданы автором и должны укладываться в общую схему. Остальные взятые для описания сюжеты — вроде чудовищной оргии под видом яхтенной регаты на День Колумба или аукциона современного искусства, по всей видимости, нужны для создания экзотического шаржированного антуража.

Смысл названия романа объясняется на его первых страницах — по мнению Вулфа, в обществе не осталось никаких особых связующих средств, никаких, извините за выражение, скреп и люди обречены обращаться к своим расовым корням, единственной верной основе их идентичности.

Нельзя сказать, что роман посвящен лишь доказательству этой мысли — скорее, это много говорит о важных для самого автор эмоциях. Подобная мысль, — что расы остаются расами, имеют свои свойства и проявления, — не вполне вписывается в нынешний мэйнстрим. Вулф отстаивает ее, как пожилой человек, знающий свое дело, имеющий свое сформировавшееся мнение и считающий, что современный мир заигрался в свои непонятные игры и надо бы вернуться к старой доброй простоте.

В последние годы Вулф, издавна выбравший образ южного джентельмена в белом костюме, когда-то описывавший опыты Тимоти Лири с ЛСД, неоднократно демонстрировал, что не намерен подстраивать свои взгляды под принятый либеральный стандарт, — например, заявлял, что поддерживает Джорджа Буша, а после того, как встретил предсказуемую недоуменную реакцию со стороны американского сообщества, стал носить на лацкане своего белого пиджака значок с американским флагом (что примерно равноценно ношению в России георгиевской ленточки).

«Голос крови» также посвящен разоблачению каких-то характерных деталей современности, кажущихся Вулфу признаками безумия, например, лечения от порнозависимости. Впрочем, особое значение для романа имеют взгляды Вулфа на современное искусство. В свое время он посвятил рассуждениям о нереалистическом искусстве отдельную книгу — Раскрашенное слово , в которой вполне откровенно объяснил его популярность предметом сознательных манипуляций. Вообще такое последовательное отстаивание примата реализма в современном постмодернистском мире заслуживает, по крайней мере, внимания, хотя отчасти похоже на экстравагантность. Так или иначе, на своих убеждениях, что любое, отступающее от классических признаков искусство — насмешка над подлинной правдой творчества, Вулф построил авантюрную линию романа.

Репортер Джон Смит вместе с Нестором Камачо разоблачают русского миллионера Сергея Королева (для Вулфа, написавшего популярнейший нон-фикшн о космической гонке Right Stuff, эти имя и фамилия должны быть хорошо известны), подарившему музею Майами коллекцию фальшивого авангарда. Фальшивки же изготовил спивающийся русский художник-реалист, стремившийся доказать, что подобную мазню сможет нарисовать любой маляр. Вся эта связанная с расследованием линия превращается в карнавал карикатурных персонажей и ситуаций — непросыхающих русских художников, миллионеров из России, оказывающихся либо откровенными грубыми бандюгами, либо тщательно скрывающими свою подлинную и единственно возможную сущность, а также пьянок в ресторане Gogol.

Столь буйную пляску стереотипов на тему «сумасшедшие русские за рубежом» приходится наблюдать не так уж часто — в этом смысле «Голос крови» может доставить определенное удовольствие ценителям.

Ходульная карикатурность в изображении русского миллионера и его окружения, а также откровенная фантастичность самой истории с подделками, впрочем, возникла, видимо, не пустом месте. Вулфу уже не очень хочется стремиться к реалистичности и тщательной проработке каждого персонажа и его жизненных обстоятельств. Нет, он не утратил этих способностей. Его зарисовки и в новом романе могут быть столь же мастерскими и остроумными, но, в конце концов, порой просто хочется поучить молодежь и всяких умников, что все, чем они увлечены, — мишура и фальшивка, что вещи надо называть своими именами, что белые — это одно, а черные — это другое, так было и будет, поймите же вы это, наконец, да и вообще вы бы послушали меня без затей, я, автор Электропрохладительного кислотного теста видал в жизни уж поболе вашего. На такое пробивающееся брюзжание, в конце концов, имеют право и великие дедушки.

Источник