3

После прочтения Сорокина трудно отделаться от чувства легкой гадливости. Будто сделал что-то одновременно гадкое и сладкое.

Жить по Сорокину
В последний год я не раз слышал фразу, что, мол, раньше мы жили по Пелевину с его камланием на нефтяную вышку, с офшаром, дискурсом и гламуром, а теперь – живем по Сорокину. Что Сорокин пророк нашего современного консервативного возрождения. И пророчество это высказано в «Дне опричника».

Что сказать, и правда, пророк. Роман написан шесть лет назад, и с каждым днем становится все актуальней. Антиутопии же пишутся про современность, авторы указывают нам на какую-то тревожную тенденцию, доводят ее до предельного выражения, чтобы нас напугать. Оповестить. Ударить в колокола.
Вот он и бьет в колокола.

«День опричника» – антиутопия, последовательно воплощающая все либеральные страхи, связанные с антилиберальным поведением нашей власти.
Роман описывает день высокопоставленного опричника, слугу государева. Действие происходит в недалеком будущем, в 2028 году в Новой России, в которой восстановлена монархия, сословное деление. На Лубянской площади вместо памятнику Дзержинскому стоит памятник Малюте Скуратову, библиотека имени Ленина стала библиотекой имени Нестора. Кремль побелили, Ленина захоронили, трупы у кремлевской стены откопали. И ходит там, около кремлевских стен, не почетный караул, а юродивый Савоська и стрельцы-молодцы.

Произошла страшная архаизация на фоне технического прогресса:
Народ расхаживает в кафтанах и сапогах сафьяновых, но ездит на меринах; говорит на смеси церковнославянского и китайского, но по «мобило», крестится. А прислуживают новым аристократам не только дворовые, но и роботы.

Настало Новое средневековье, о котором так много говорили философы.
Но архаизация и Новое средневековье наступает у нас отнюдь не после какой-нибудь бубонной чумы или ядерной войны, а после отказа от европейского вектора развития. «Загнила» демократическая Европа или не загнила, мы точно не знаем. Текст написан от лица опричника. И ему мы не можем доверять до конца. Но очевидно, что новая жизнь наша началась после того, как была возведена Великая русская стена.

Великой русской стеной мы отгородились европейских педиков и киберпанков проклятых. Закрыли, наконец, окно, прорубленное некогда Петром Первым. И стали жить сами по себе. А если точнее, мы поменяли вектор союзнических отношений. Совершили «исход к Востоку» и впали в другую зависимость, от Китая. В Восточной Сибири проживает 27 миллионов китайцев, а мы собираем с них налоги и отправляем в Поднебесную. Унизительная ситуация. Но куда деваться? Россия ничего не производит, все китайское. От боингов, до колбасы. Надо дружить.

Основная функция России в судьбах цивилизации – охранять Китайско-Европейский тракт, дорогу, пролегающую через всю Россию, по которой товары из Китая (где сосредоточены все производства мира) идут на Запад. Больше Россия ничего не делает. Россия в запустении. Только опричники сбивают с китайских фур по 3 процента на лицензию. Тем и жиреют.

Сорокин артикулирует в романе все либеральные страхи, связанные с отказом от ориентации на западные ценности:

– Россия архаизируется, ценности рационализма сменяются религиозными ценностями. То есть вместо прогресса и процветания, мы получаем мракобесие, обскурантизм и деградацию.

– Новая религиозность совершенно не способствует развитию науки и инновационной экономики. Вместо высоких технологий мы получаем возвращение к примитивным формам хозяйства, промыслам, городскому ремеслу. Назад в XVI век.

– Экономика стагнирует. Россия становится сырьевым придатком Китая. Страна ничего не производит на внешний рынок. А газа становится все меньше.

– Россия нищает, уровень жизни резко падает (на прилавках ларьков – всего по два вида: два вида колбасы, два вида сигарет и т.д.). Население деградирует. Правительство идет на легализацию наркотиков. Практически для каждого слоя населения есть свои наркотики, которые позволяют людям забыть про беды и смириться со скотской жизнью своей. Одним словом, у народа нет будущего. Народ медленно умирает.

– В политике Россия вместо демократического правления получает авторитарную квази-монархию. Права и свободы личности не имеют никакой гарантии, опричники жгут усадьбы земских. На улицах палачи секут неугодных государю литературных критиков и преследуют поэтов. Одним словом, бесправие, пытки и репрессии.

Вот, что будет, говорит Сорокин, если мы предадим ценности свободы, индивидуализма, рационализма и демократии. Сегодня нам заливают о «духовных скрепах» и традиции, а завтра опричники государевы привяжут на капот своего мерина отрезанную голову собаки и сожгут ваш дом, а вас повесят на воротах за то, что вы оказались неугодны царю.

Новая религиозность
Наблюдая общеевропейский кризис либерализма, Н.А. Бердяев написал в 1923 году работу «Новое средневековье», где он сказал, что ценности Нового времени (свобода, индивидуализм, рационализм) показали свою несостоятельность в силу неправильного понимания сущности человека. Человек, по Бердяеву, не понимает конечной цели освобождения, а индивидуализм не укрепляет личность. Рационализм с атеизмом хотят придать всему статус относительного, секуляризировать мир, а человек требует сакрализации и «взыскует последней истины».

В ультраправых политических режимах 1920-1930-х гг. и в русском коммунизме Бердяев увидел реакцию на несостоятельность идеологии Нового времени. Людям надоели все эти либеральные ценности и демократические институты, которые в начале XIX века обещали народам свободу, но никакой свободы не принесли. А принесли хаос и сумятицу. Когда в 1933 году Гитлер сказал: «Проголосуйте за меня, и вам не нужно будет больше голосовать», немецкому народу это очень понравилось. И все проголосовали. Тогда казалось, что либеральные ценности отправляются в исторический музей.

Бердяев, переживая «острое чувство судеб истории», сформулировал основные черты наступающего Нового средневековья, главная из которых – новая религиозность, приходящая на смену гуманизму-либерализму. Он сказал, что церковь станет духовным центром в грядущую эпоху, отомрут парламенты, и власть сосредоточится в одних руках. Но главное, новая эпоха будет требовать подчинения всех сторон жизни человека своей религии.

Во вселенной «Дня опричника» религия играет очень важную роль. Ключевой монолог про «веру христианскую» произносит персонаж Батя, руководитель опричнины. «Думаете, ради чего Стену строили, – говорит он, – ради чего огораживались, ради чего паспорта заграничные жгли, ради чего сословия ввели, ради чего умные машины на кириллицу переиначили? Ради прибытка? Ради порядка? Ради покоя? Ради домостроя? <…> не для этого все. А для того, чтобы сохранить веру Христову как сокровище непорочное, так? Ибо токмо мы, православные, сохранили на земле церковь как Тело Христово, церковь единую, святую, соборную, апостольскую и непогрешимую <…> Вот поэтому-то и выстроил Государь наш Стену Великую, дабы отгородиться от смрада и неверия, от киберпанков проклятых, от содомитов, от католиков, от меланхоликов, от буддистов, от садистов, от сатанистов, от марксистов, от мегаонаистов, от фашистов, от плюралистов и атеистов! Ибо вера, волки вы сопатые, это вам не кошелек! Не кафтан парчовый! Не дубина дубовая! А что такое вера? А вера, анохи громкие мои, – это колодезь воды ключевой, чистой, прозрачной, тихой, невзрачной, сильной да обильной!»

Звучит все это красиво. Так бы мог сказать размечтавшийся славянофил или консерватор XIX века, мог бы сказать любой религиозный философ века XX. Только одна проблема: монолог о чистоте веры произносит Батя после группового совокупления опричников в бане, нанюхавшись кокаином, пьяный, перед тем, как сверлить ноги дрелями. Это такая удаль молодецкая. Под столом опричники сверлят друг другу ноги тонкими сверлами, кто первый закричит, тот проиграл.

Сорокин, таким образом, хочет показать пугающее лицемерие новой религиозности. Религия прекрасна в скиту, в пустыне, в отдаленном монастыре, но когда на щите ее несут ребята, имеющие властные полномочиями и мандат на насилие, начинается кошмар. Ради чистоты веры христовой вешают проворовавшихся приказных (чиновников), насилуют их жен, секут неугодных на площадях… Лучше мы будем неверующими гуманистами, педиками, марксистами, кем угодно, только не верующими садистами.

Н.А. Бердяев считал, что история развивается циклически. Вслед за «эпохой дня» (Нового времени), приходит «ночная эпоха» (Новое средневековье). А потом опять – Новое новое время, а за ним – Новое новое средневековье. И так до бесконечности. Устав от «освобождения, рационализма и атеизма», человек ищет «подчинения высшей силе, последней истины и сакрализации мира». И наоборот. Если верить Бердяеву, Новое средневековье XX века закончилось после 1945 г., шире – после крушения Советского Союза. Либеральные ценности вернулись, казалось бы, из небытия, и новые хозяева мира аттестовали их как последние и единственно верные. Но история не заканчивается, даже если ее объявили законченной самые влиятельные люди. И вполне вероятно, нас вскоре ждет очередная «ночная эпоха». Не только Россию с условным Путиным и Дугиным, а европейскую цивилизацию в целом.
Радоваться этому или горевать?
Сложно сказать.
Тем, кто считает главной ценностью человеческую личность, – горевать.
Свободолюбивой личности будет неуютно.
Тем, кто не столь высокого мнения о личности, кто любит государство, рыцарство, оружие, церковь, – радоваться.
Жести и героизма будет - сколько угодно.
Очевидно, что Сорокин принадлежит к первой группе, подчеркивает минусы «ночной эпохи» и игнорирует плюсы. И слава Богу. Либерализм должен спать в доспехах, особенно в России, где власть не любит никаких возражений.

Последнее слово о романе. Всем хорош «День опричника», но слишком предсказуем. С первых же слов понятно, как будет сюжет развиваться, и чем все закончится. Это хорошо для политического памфлета, но плохо для литературы. В конце остается сказать только: «Ну, да!» И выбросить книжицу.