5

Проблема в том, что я не люблю такие книжки. Я не смотрю фильмы ужасов, я не люблю триллеры, я не читаю Кинга.
Во-первых, я очень впечатлительная. Может быть, мне и не будут сниться ночами кошмары (а наверное будут), но это проколупает очередную дыру в моем реальном мире. Всё это уже будет возможно.
Во-вторых, все аллегорические смыслы я знаю и так. Становление людей не-людьми, технологический катарсис, исчезновение культуры, ужас современности, ужас, ужас, ужас, постепенное самоубийство человечества. Я всё это и так чувствую, мне от этого страшно выходить на улицу, я не хочу об этом читать, мне это не помогает справиться со страхом путем его проработки в домашних условиях (кому-то наверняка помогает).
Вообще, наверное, не стоило читать Старобинец в состоянии душевно-физического психоза.

Проблема в том, что ты один. Ты один вообще совсем. У Кинга находились какие-нибудь зрячие слепые, каждая из сестёр Холивелл всегда в конце концов почкой чуяла подмену сестры, у Скалли всегда был Малдер. Всегда. Здесь у тебя нет никого.
— И, чтобы уж был почётче ужас, сначала тебе дают что-то хорошее, надежду, может быть; такое подаяние. Герой начинает говорит разумные вещи, кто-то прозревает, кто-то добивается справедливости. А потом на последней полстранице тебя окунают так, что ты уже никогда не выбираешься. —
Ты один. Ты не можешь никому доверять, тебя подминает система, у тебя забирают близких, предателями оказываются самые родные. Ты можешь доверять только себе. Но вот ты можешь доверять себе? (Приняв за ангела беса, поверив в счастливый исход, готовый встать в строй, только чтобы быть рядом со своим ребёнком?) Я – не могу.
И еще ошеломляюще страшно то, что Старобинец никогда не называет высшую силу. Все рассказы написаны от лица жертвы, все рассказы написаны от лица меня, когда бы это со мной ни случилось. Нет никакого образа врага, инстанции ужаса, он за кадром, он над этим, за этим, он управляет; он никогда не будет тобой увиден, значит, осознан, значит, понят, значит, побеждён.

Проблема в том, что книга написана блестяще.
Мне надоело, что это чувствую только я. Надоело, что всё это чувствую только я. Кто мог читать эту книжку в метро, по странице? Как можно разбирать рассказы, как на уроке литературы: тут отсылка туда, тут такая особенность авторского стиля, тут эллипс. Как тут можно говорить «она классная»? Не понимаю. Почему только я, почему только мне страшно вставать, надевать ботинки, ставить чайник, смотреть на лучших друзей, поднимать голову, видеть небо, читать про бессилие. Почему только я тут ощущаю эту тину, которая облепляет тело, когда ты тонешь, и от ужаса даже не можешь позвать на помощь, и ноги запутались в крепких водорослях, и руки только возятся в этой зеленой каше у поверхности, и ничего не меняется, и ты больше не ребёнок, тебя никак не зовут, ты слизистый сгусток ужаса. Так тебя окунают, и ты уже никогда не выбираешься.