4

Вот так и надо писать готические романы. С таинственным поместьем - все эти галереи и двери в дальних углах Бартрам-Хо напоминают то ли Горменгаст, то ли "Крысолова" Грина. С персонажами разной степени демоничности: старый дикарь Дикон, беспринципный и без тормозов Дадли, непобедимая в своем притворстве манипуляторша мадам де Ларужьер, наконец сам демон, потому что непостижимый - ну не о мотивах речь, конечно, а о характере - дядя Сайлас. Впрочем, разгадка характера Сайласа происходит только во время развязки, до того его спокойно можно держать за состарившегося красавца с незаслуженной репутацией, а теперь опиомана с принципами Руссо. Учитывая, что ранее всяческие ужасные качества приписывались попросту плохо знакомому и плохо одетому доктору Брайерли, мнению Мод о дяде доверять не стоило. Не сразу.

Нельзя готическому роману без девы в беде, желательно трепетной и с родительским завещанием в корсаже, чтобы при виде выпивших людей в обморок грохалась, не могла, как вон какая-нибудь Миранда Грей, физическую силу применить, ну и, разумеется, деве нужно быть прекрасной, образованной, чуткой и на голову превосходящей всех дам вокруг если не умом, то красотой, если не красотой, то добродетельностью, если не добродетельностью, то чуткостью, если не чуткостью, то вкусом, если не вкусом, то умением расположить к себе всех, кто не демонический злодей. Разумеется, никаких положительных чувств к героине это у читателя вызвать не может. Но юная Мод при этом настолько моль бледная, что даже не раздражала. Ярче выглядела дочь Сайласа Милли, полненькая, неотесанная, грубая, но, как великодушно признавала Мод, быстро учившаяся и обладавшая талантом к музыке и рисованию. Ее роль в книге, к сожалению, создавать комический эффект и оттенять прекрасное благообразие Мод.

Главная беда героини и, получается, проблема романа заключаются в том, что у несчастной и тухлой Мод не было ни свободного передвижения, ни свободного доступа к информации. Ей хотелось выйти из таинственного поместья Бартрам-Хо - дорогу преграждала улыбающаяся леди Тремейн мадам де Ларужьер и, похлопывая себя по карману с ключом, говорила: "Я так не дюмать!" Мод хотелось узнать настоящую историю дяди Сайласа - кузина "я-знаю-что-лучше-для-тебя" Моника отказывалась делиться знанием, потому что Мод, по ее мнению, такое слышать не пристало. Если бы Мод могла пнуть мадам, если бы она раньше вооружилась теми или иными сведениями, роман и писать было бы не о чем. А ведь речь о 1844 году, когда Берты, конечно, еще замечательно могли сидеть на чердаках (в Бартрам-Хо вообще можно было жить неделями и не знать, что в доме гостит еще кто-то) и космические корабли не бороздили просторы галактики, но не совсем же уж полное Удольфо творилось, да и поезда вон были.

Субъективно признаю за "Дядей Сайласом" вот какие достоинства. Чудесный таинственный дом, качественно описанный. Ненадежный рассказчик - пусть даже из-за вынужденной ограниченности этого рассказчика, но мы заранее не всегда можем угадать, кого считать злодеем, а кто скоро станет почти другом. Стиль - роман замечательно просто и быстро читается и даже захватывает. Что же касается языка, я тут поворчу на переводчиков. Перевод просторечных фраз крестьян вызывает в памяти речи вроде "А чо такой дерзкий? Мобилка есть? А если найду?" - а вовсе не викторианских мельников и их семей. То, как у нас принято передавать акценты, в частности французский, так и вообще вызывает желание без разбору вокруг палкой по голове побить. Бедные переведенные на русский французы, говорящие по-английски, во-первых, ничем не отличаются от говорящих по-английски переведенных на русский немцев или еще кого. Во-вторых, все они напоминают психически недоразвитых. Единственный момент, где вроде как был передан именно французский акцент, - слова на "-ница", в речи мадам де Ларужьер ставшие например "гробнис" или "клеветнис".

Однако, не читайся "Дядя Сайлас" так легко и быстро, большая часть других его достоинств малого бы стоила.