5

Марьиванна, прочитав одну тяжёлую книгу, о которой пока не готова высказываться вслух, снова пришла охотиться на полях и книжных полках одной своей подруги.
— Что ты там ищешь? — с тщательно скрываемой тревогой в голосе возопила подруга из кухни, где пыталась заварить чай и выманить на него Марьиванну.
— Да чего-нибудь полегче, мне нужно трудно пережитое зачитать!
Подруга успокоилась, а Марьиванна тем временем «чего-нибудь полегче» себе нашла.
Прихожу на кухню, машу у подруги перед носом обложкой со стрекозой, говорю:
— Вот эту возьму?
— Это «что-нибудь полегче»?
— Ну да, это ж фантастика какая-то про попаданцев, так?
Подруга отрепетированным движением вскинула одну бровь, но Марьиванна не смутилась, потому что нет у неё ни стыда ни совести.
— Ты это с чего взяла? — осторожно спросила подруга.
— Ну смотри: «тинейджер» — слово весьма современное, «крестьянин» — устаревшее. Ежели они как-то на страницах книги встречаются, то это же явно попаданчество!
— Ну допу-у-устим, — протянула подруга.
— Так попаданцы или нет?
— Ну то есть что считать за секс… — это одна моя подруга очень любит пирожки.
— За секс будем считать секс, — отрезала я, потому что не люблю все эти увиливания.
— Тогда ничего не скажу, читай сама.
На том и порешили.

Кулстори закончилась, начинается рецензия. В общем, подруга меня даже ни в чём не обманула — действительно «что считать за».
Попаданчество столичного бездельника, косящего от армии, в глухую российскую деревню, где вот уж точно никаких военкоматных облав, — это ведь тоже попаданчество. Мир-то совсем другой, страшный и пугающий поначалу, но достойный любви и сострадания к себе и своим обитателям, когда попаданец немного освоится.
В какой-то степени книга Дмитриева — это «антипопаданческая» литература.
Попаданцы всегда оказываются в неизведанных мирах какими-нибудь фантастическими методами — а здесь что повод неизведанный мир посетить, что способ туда добраться тривиальны до зевоты.
Попаданцы находят себя либо в волшебном мире, либо где-то в исторической перспективе, в переломный момент и со всем своим скудным, но всё же багажом знаний об уже свершившемся — то есть имеют шанс раскрыть свои возможности, начать жизнь заново и далее по перечню тихих мечтаний унылых задротов. Здесь же юный герой, с коим потребитель попаданческой литературы должен ассоциировать себя, попадает в мир без возможностей, без шанса реализовать себя, антиволшебный мир, где даже обыденные чудеса цивилизации ещё недоступны. И из мира этого нельзя сбежать, потому что он тот же самый — просто угол обзора другой, просто другая сторона монеты. Даже если можно добраться до большого города, минуя, как в компьютерной игре, всех военных и полицейских, обходя их по широкой дуге, прибежать домой, накрыться одеялом с головой — всё равно нельзя сделать вид, что это был сон, нельзя нажать кнопку Escape и прекратить существование этого мира. Он есть, ты сбежал из него, но он остался, и все, кто в нём живут — по-прежнему там.
В попаданческой литературе обязательно нагнетается атмосфера. У Дмитриева — нет. Я сейчас тут нарисовала драму over 9000, но это получается только по осмыслении фактов. Никакого давления на низменные читательские чувства автор себе не позволяет — поэтому у любого не желающего вчитываться есть возможность сказать, что это какая-то унылая пресная жвачка, а автору настолько наплевать на своих героев, что ему тоже не хочется тратить на них ни единой строго лимитированной слезы.
В попаданческой литературе обязательно есть сюжет, сплошной и нескончаемый экшн. А то: как ещё реализовывать себя, как не в действии — ответном или атакующем реальность? У Дмитриева не происходит ни-че-го — и этот факт в наибольшей степени фрустрирует читателей. Тонны скучного и чуждого городскому жителю быта и полное отсутствие умственной нагрузки, даже в виде спонтанного дисижн-мэйкинга, порождают тонны же очень разных рефлексий у обоих персонажей.
И за счёт этих очень разных рефлексий при полной, казалось бы, событийной тиши и глади развитие характеров происходит огого какое. Не по масштабам, на самом деле, а по усилиям — обоих героев в их текущих стадиях по разным причинам «заело», чтобы без серьёзных ударов судьбы измениться, им нужно было очень много работать над собой.
Стиль у Дмитриева чрезвычайно хорош, но, зараза, очень уж неспешен. У меня высокая толерантность к внешним раздражителям во время чтения, но читать эту книгу «в маршрутке, вися одной рукой на поручне, коленями зажав сумку» я не смогла.
Да, скажу ещё пару слов про сюжет: несмотря на всю вялость происходящего, то немногое, что случается, увязано в такой красивый узор из совпадений, что мне местами хочется снять шляпу и аплодировать стоя. Например, на эпизоде с мылом от покойника.

И да, я жестоко ошиблась в выборе книги, я искала вовсе не этого. Да, стоило обратить внимание на эмблему «Русского Букера» на обложке и вспомнить, что развлекательно-сюжетным произведениям литературные премии такого уровня дают редко. Да, получилось так, что я оказалась влюблена по собственной невнимательности — но ничуть об этом не жалею.
Более того — добавки хочу.