4 Обогащение памяти

Небольшое эссе, в котором аргентинский писатель Рикардо Пилья анализирует рассказ своего знаменитого соотечественника Хорхе Луиса Борхеса "Память Шекспира", сюжет которого тому приснился. А дальше переходит и к его творчеству в целом, а также размышляет о том, как темы Борхеса отражены у других писателей.

В своем творчестве Борхес всегда вплетал ирреальное в реальное. Он встраивал в свои произведения вымысел, фантастическую выдумку. Он писал магический реализм. То, что не существует, но могло бы существовать. А тут такой сон - писателю приснилось, как человек без лица предложил ему память Шекспира. Из сна вырос рассказ, в котором филолог Герман Зёргель рассказывает удивительную историю, произошедшую с ним в одном из пабов после конференции, посвященный Шекспиру. Гениального английского драматурга Зёргель называл своей судьбой, всю свою жизнь он посвятил изучению его творчества. В тот вечер в неназванном пабе его знакомят с человеком по имени Дэниэль Торп, который и предложил ему такой неожиданный дар. Скромный литератор получает воспоминания того, чьим гением восхищался всю жизнь.

Этот рассказ Пилья приводит в пример того, как дальше тема разрушения памяти стала "главным нервом современной прозы", тема замещения памяти, тема смерти памяти, с которой перестает существовать и личность. И если оглянуться на литературу середины и конца двадцатого века, то увидим, что темы эти и правда часто встречаются.

Ни собственной памяти, ни настоящего воспоминания, любое прошлое ненадежно и безлично. Достаточно подумать о Йозефе К. у Кафки, персонаже, который не в силах вспомнить — по всей видимости, не в силах вспомнить, — в чем его преступление. О герое, чье прошлое и сама личность — предмет дознания. Трагедия К. (а я бы сказал, и суть кафкианского) — в попытке вспомнить, кто он такой. “Процесс” — это процесс над памятью.

В этом Рикардо Пилья видел развитие литературы. Возвращаясь к Борхесу, он отмечает, что все лучшие рассказы писателя кружат как раз вокруг этих тем: ненадежности личного воспоминания, поддельной жизни, подмененного опыта. И как итог разрушение и безумие. Приемы Борхеса для читателя превращают текст, а тексту он привык доверят, в лабиринт, по которому его ведёт ненадежный рассказчик. Так представлена и политика, так рисуется и новый тип литературного героя:

Достаточно прочесть “Лотерею в Вавилоне”, чтобы понять: роль Государства как аппарата всеобщего надзора, роль того, что можно назвать разумом Государства, — выдумывать и порождать неверную память и безличный опыт. (“Как все мужчины в Вавилоне, я побывал проконсулом; как все — рабом; изведал я и всемогущество, и позор, и темницу”.) Фигура тщеславного и мстительного Шарлаха Денди из новеллы “Смерть и буссоль” (в чьем зеркале отразится потом Джек Николсон из тимбартоновского “Бэтмена”) — барочный образчик этого нового типа сознания. Герой здесь живет в области чисто внешнего, в нем нет ничего своего, ничего личного. Герой — это тот, кто превращается в шаблон, кто множит поддельную память и подмененную жизнь.

В итоге Рикардо Пилья подводит к тому, что Борхес видел в массовой культуре "устройство для производства поддельной памяти и безличного опыта". Но при этом его творчество - это создание параллельной вселенной, чтобы уйти от чудовищной реальности. Литература - иное, да, она тоже воспроизводит шаблонный мир, но на ином уровне, восходя на который, читая, мы выстраиваем собственную память из поступков и воспоминаний героев книг. Таким образом прочитанное становится нашим собственным воспоминанием, обогащая нашу личную память. Интересная мысль. И, как по мне, правильная, ведь мы получаем опыт, не пережив его буквально, но пережив в воображении и пропустив через себя судьбу, чувства и эмоции персонажей, за которым наблюдали.