3

За фанерной перегородкой слышался скрип матраца, бессмысленный и откровенный, как пение цикад.

Этот скрип не оставлял меня на протяжении всей книги, где бы я ее ни читала. «Улей» - мозаичное произведение ни о чем, но преобладающая нотка, задающая тон все-таки эта, матрасная. Кряхтят старые пружины, взвизгивают, тела движутся в такт, а потом они – о, боже! – разговаривают. Только не это – такая тоска от этих разговоров! Хоть плачь.

Все читала и думала: зачем, зачем, зачем? брось, брось, брось! Ведь можно потратить время на что-нибудь разумное, доброе, вечное, а это же... как подслушивать чужие разговоры из туалета. У Кортасара в «Игре в классики» у Тревеллеров есть развлечение: Талита нарочно провоцирует какую-нибудь сеньору на серьезный разговор, полный житейской мудрости (нет, вы послушайте меня, милочка, уж я-то знаю!), а ее муж Тревеллер сидит в туалете и умирает со смеху. Ведь эти обычные повседневные разговоры – просто обхохочешься, если слушать их в туалетных эмпиреях, не забывая, что ты образованный человек и интеллектуал.

Вот и я заразилась комплексом Тревеллера, читая эту книгу. Нет, вы только послушайте, донья такая-то наносит визит донье другой-то:

– Ах, милая! Я прямо в восторге! Когда я получила известие, что жена друга моей Пакиты отправилась на тот свет, я чуть не обезумела от радости. Да простит мне Бог, я никогда никому не желала зла, но эта женщина была тенью, омрачавшей счастье моей дочери.

Сеньор этакий-то откалывает шутку с некой мадам:

– Эта идиотка думала меня облапошить. Да-да! Продувная была бестия! Я пригласил ее выпить белого, и, когда выходили мы на улицу, она как стукнется физией об дверь. Ха-ха-ха! Кровь течет, будто быка режут.

А дон растакой-то заводит интрижку:

Завязать в Мадриде романчик проще простого. А теперь, после войны, тем более. Нынче каждая, из бедных ли или из богатых, готова на все. Просто надо этому посвятить часок-другой в день. Черт возьми! Без труда не вытянешь рыбку из пруда!

Девушка готова отдаться кому угодно за деньги на лечение любимого:

– Так я вам скажу ясней – где этот кобель?
Донья Рамона ахнула:
– Что ты!
– Где же наконец этот кобель? Понятно? Где этот тип?
– Ай, милочка, да ты просто потаскуха!
– Ладно, называйте меня кем угодно, мне безразлично. Я должна отдаться одному мужчине, чтобы купить лекарства для другого. Подавайте сюда этого типа!

Папа встречает дочку в доме свиданий, дочь ненавидит мать, зять – деверя, все подлецы, а если кто не подлец, то только потому что дурак.

Мартин говорит, что дон Роберто – жадная свинья, а дон Роберто говорит, что Мартин – строптивая и наглая свинья. Поди разберись, кто из них прав!

И сам Бог не разберется, я вам говорю! И распрощаться бы с этой книгой на полпути, но, как ни странно, затянула. Автор фразой берет, афоризмом, достоверностью характеров. Его телеграфичный стиль, точный, чуть грубоватый, рисует безрадостную картину Мадрида времен Второй мировой. Разрозненные картинки начинаются слепливаться во что-то связное, и все уже в этом городе знакомы, и маршруты героев роковым образом пересекаются, и тут... СТАРУШКУ УБИЛИ! Задушили полотенцем. И, прошу заметить, ни за что, ни про что!

Я не знаю, как какой-нибудь дон растреклядос должен воспринять такой поворот сюжета, у них там в Мадриде все несколько по-иному, но человек, взращенный на Достоевском, сразу начинает шерше ля... Да, какую там женщину! От женщин в этой книге продыху нет, и все, как одна желают любви, ласки и, по возможности, материальной поддержки. Ответ «женщина» неправильный. Искать надо студента, пусть без топора (полотенце потому что!), но с идеями.

И персонаж тут есть подходящий: безденежье, всякие социальные проекты в голове, прогулки по городу в полубреду, болезненное самолюбие. Ах, как это все напоминает... Сестра, спасающая брата, самоотверженные девушки сомнительной репутации. Но это, я вам скажу, не Достоевский. Поэтому ничего не понятно. Ну, ничегошеньки. И что автор хотел сказать? За что старушка пострадала? И виноват ли этот нищий интеллигент? Не ищите ответов в книге. На площади каяться и лбом биться оземь никто не собирается, и никто ничего не объяснит. Все продолжает кружиться в бесконечном калейдоскопе, в этой суетной пляске большого города,

как у Цветаевой:

Тумана белокурого
Волна - воланом газовым.
Надышано, накурено,
А главное - насказано!
Чем пахнет? Спешкой крайнею,
Потачкой и грешком:
Коммерческими тайнами
И бальным порошком.

Холостяки семейные
В перстнях, юнцы маститые...
Нащучено, насмеяно,
А главное - начитано!
И крупными, и мелкими,
И рыльцем, и пушком.
...Коммерческими сделками
И бальным порошком.

Серебряной зазубриной
В окне - звезда мальтийская!
Наласкано, налюблено,
А главное - натискано!
Нащипано... (Вчерашняя
Снедь - не взыщи: с душком!)
...Коммерческими шашнями
И бальным порошком.

Марина Цветаева «Поэма конца»