5

Кто-то из современных американских реалистов, активно колесящий по миру в поисках сюжетов, как-то обвинил коллег по жанру в сидении в четырёх стенах. Если писатель не получает принципиально нового материала — то он и не напишет ничего нового; возможно, первая его книга, история жизни, найдёт своих почитателей, но вторая и все последующие будут уже о том, как писателю ничерта не пишется.
Ольга Исаева (современный американский реалист!) невольно являет собой буквальный пример к данному тезису. Её жизнь без спросу была столь насыщена событиями — хорошими и не очень — что их достаёт на новые и новые автобиографические рассказы. Здесь я с удовольствием сообщил бы, что, будь желание автора, она жила бы менее интересной, но более спокойной и счастливой жизнью, но, увы — Исаева совершенно чётко высказывается, что не хотела бы менять в прошлом ничего. В этом плюс и минус оценки автобиографий: ты не можешь ничего додумать за автора, ты знаешь его мнение.
Самое страшное, когда читаешь все эти бытовые ужасы — понимание, что жизнь писательницы не была необычно сложной или несвойственно плохой. Её семья жила в чём-то лучше среднего, если не в материальном плане, то хотя бы в смысле домашней атмосферы. Жить плохо было нормой, и пожаловаться можно было только в самом узком кругу проверенных людей.
Сначала я морщился: мне казалось, что Исаева передёргивает, намеренно очерняет события детства и юности. Может быть, показывает только самые тёмные и грязные стороны жизни, на фоне которых положительные моменты не светят ярче, а только загрязняются. Но я читал дальше и понимал: Исаевой, по-видимому, удалось извлечь из памяти факты, не повредив их. Честный взгляд ребёнка: что видит, о том и говорит, и, если ты вырос среди подобного, то для тебя это норма. Тебе даже не кажется, что это плохо; иногда это пугает, но ведь многие стороны взрослой жизни пугают тебя! И только нам уже (и автору, чего та особо не выделяет непосредственно среди описаний), с высоты нашего недостроенного гражданского общества, местные реалии кажутся настоящей дикостью.
Хорошо, что всё ещё кажутся. Хорошо, что мы пока не думаем: «Отсидела [бабушка] двадцать пять лет на каторге — значит, за дело».