4.5 "Может, и я псих. Может, все кругом психи. По крайней мере в моем семействе".

"Осиная Фабрика" открывается не самим повествованием, а отзывами о книге. 12 высказываний от самых разных представителей СМИ и... никакого единогласия. Долго думала, под каким бы подписалась я. Остановилась на The Times.

Не исключено, что это просто шутка, призванная одурачить литературный Лондон, заставить уважать откровенную халтуру.

Нет, халтурой, особенно, откровенной, я роман не считаю. А вот одурачить Лондон (и не только) - мысль интересная. Впечатление, что автор играет с читателем, возникало не раз.
Начну с рассказчика, которого официально как бы не существует. Если забежать вперед, вернее, заглянуть в финальную главу, то трактовка образа станет еще более расплывчатой. Есть Некто - условная единица. Можно считать его человеком, можно расширить рамки до размеров острова - дома души. Или представить маленькое государство, в котором есть своя религия, законы, армия, границы, районы: Бомбовый Круг, Бункер, Жертвенные Столбы, Осиная Фабрика... Имеются неприкосновенные маленькие крепости, у каждого героя своя: отцовский кабинет и мальчишечьий чердак. Фрэнсис так и говорит: "в этой моей голове-государстве"...
Парень изобрел не только Осиную Фабрику - оракула, предсказывающего будущее. Он оборудовал на острове несколько тайников, составил План Обороны, включающий карты острова, вооружение, сюрпризы в виде силков или растяжек. Он ведет журнал, приносит жертвы, читает собственный тайный катехизис, варит пиво, а еще строит дамбы и деревни, создавая Гидротехнический комплекс, чтобы позже все уничтожить взрывом самодельной бомбы и поддаться сладкому восторгу разрушения. Чем не игра в государство?
Поэтому признания в убийстве, рассказанные так обыденно и в то же время обстоятельно, не вызывают шока. Шок вызывает происшествие, сведшее с ума Эрика, в него веришь. Преступления Фрэнсиса воспринимаются как нечто сюрреалистическое, как тот же кролик-камикадзе, или смертоносная Осиная Фабрика, или ритуал связи с Эриком при помощи черепа Старого Сола...

Казалось бы, основное повествование составляют рассказы-воспоминания и описание повседневной жизни на острове, которую язык не поворачивается назвать обыденной. В этой истории все кажется нездоровым: быт, развлечения, отношения, чувства, пристрастия... Но за всеми тайнами и секретами, о которых говорится привычно - это же старые тайны и секреты - прослеживается новость: из психушки сбежал Эрик - старший брат Фрэнсиса по отцу. Вот за этими событиями мы и пытаемся следить. "Эрик - псих, да не дурак" - говорит Фрэнсис другу Джейми. Так можно сказать и об остальных членах семейства Колдхеймов. Главного героя точно не назовешь дураком. Его смело можно назвать умным, изобретательным, наблюдательным, находчивым, аккуратным, обязательным... А ещё он очень любит старшего брата и скучает по нему. Старший брат - когда-то способный, перспективный, чуткий - вдруг сломался. Выбранный путь "уничтожил его как личность, сделал из него совершенно другого человека, в котором любое сходство с прежним нормальным юношей воспринимается как похабная пародия".

Передо мной маячило лицо Эрика — веснушки, рыжеватые вихры, беспокойная улыбка. Юное лицо — худощавое, умное, совсем юное, таким я его видел, если пытался вспомнить то время, когда он был счастлив и когда мы вместе проводили на острове летние месяцы.

Факт, что человеческую психику можно вот так сломать, превратив подающего надежды парня в опасного, ущербного и дезориентированного сумасшедшего, задевает куда болезненнее, чем безумные эксперименты доктора-отца. Невольно задумаешься о границах нормальности и ненормальности.

Каждая клеточка в мозгу Эрика была сосредоточена на поставленной задаче — вернуться и запалить, и ни один нормальный мозг (даже мой, отнюдь не нормальный, куда мощнее большинства прочих) не мог ничего противопоставить силе столь подавляющей. Эрик посвятил себя тотальной войне, джихаду; божественный ветер нес его к смерти, по крайней мере собственной, и все мои привычные методы не годились.

Аудиокнига.
Книга оказалась настолько популярной, что пришлось выбирать из нескольких исполнителей. Все имена известные, поэтому сразу остановилась на Михаиле Горевом. Исполнение артистичное, что иногда мешало соседям. Отдельные слова артист читал чуть ли не шепотом, потому пришлось увеличить громкость, однако встречались и громкие слова, которые чтец смело выкрикивал (за нецензурную лексику было стыдно).