5

Ну, сокол, хочешь, скажу одну быль? А ты ее запомни и, как запомнишь,— век свой будешь свободной птицей.

Когда я думаю о цыганах, тех, которых видела только в фильмах и о которых читала в книгах, в голове возникают романтические образы табора, скрипки и гитары, коней, разгульности, свободы, гордости и любви. Авантюрность, безумие, люди, живущие и живые, с огненными глазами и горящими сердцами.

Вольные гордые создания. Их жизнь – сплошное чувство, страдание, их искание. По ходу прочтения я, конечно, немало была шокирована (нечасто такое встретишь), но если бы всё закончилось сладко, я бы была разочарована до шока ещё большего (можно ведь так выразиться?). На то они и цыгане. На то он и Горький, что бы дать толчок для мысли, а не позволить успокоиться после прочтения, равнодушно перевернуть последнюю страницу и забыть, не оставив в голове и душе чего-то, что будет дёргать и мучить тебя ещё какое-то время.

О тех отзывах, где читатели не понимают смысла присутствия Макара Чудры в рассказе. Можно было бы обойтись без него? Я не считаю себя тем, кто понимает Горького и его рассказ от и до (слишком мало опыта в действительно осмысленном чтении), но вот что я думаю по этому поводу:
Макар Чудра – квинтэссенция, основное, что характерно для тех, о ком идёт повествование. Если бы нам дали просто историю… как бы мы восприняли её? Поняли бы? Вдруг посчитали бы сумасшествием, глупостью, чем-то необоснованным?

— Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько,— он широко повел рукой на степь.— И всё работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился,— дураком.
— Что ж,— он родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилы самому себе выковырять? Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и все тут! Что он с собой может сделать? Только удавиться, коли поумнеет немного.

И ещё, я не считаю, что это рассказ о любви (может быть, было бы правильнее сказать: «… не только о любви», но всё-таки про любовь я тут думала в последнюю очередь). И так мне не хочется, чтобы видели в нём только это. Не хочу, чтобы называли несчастными влюблёнными и т.д. Для меня это рассказ о настоящей жизни (я так люблю это слово, может быть даже слишком серьёзно к нему отношусь.. и не люблю, когда в него вкладывают не тот смысл, который вкладываю в него я. Или вообще не вкладывают, как это бывает.). О живых, проживающих жизнь (так важно сказать это медленно). О чувствах, рвущих тебя на части. О тех, у которых не в правилах, побывав на вершине, спускаться.