5

В детстве я была без ума от сказок: народных, авторских, страшных, неважно каких. Тёплое отношение к ним сохранилось и сейчас, хотя я почти их уже не читаю. Однако сборник Элинор Фарджон прочитала с удовольствием сразу же, как попала в тот дом, где выросла, и смогла её откопать в куче старых книг. Потому что это совершенно нетипичная сказочница-волшебница, и от её историй у меня до сих пор бегут мурашки вдоль хребтушки.

В сказках Элинор Фарджон, даже если они вросли корнями в древнебританские сюжеты, легенды и образы, всегда есть какая-то то ли изюминка, то ли червоточинка, которая не даёт истории превратиться в идеальную сферическую модель в вакууме. Как и в детстве нам рассказывали, чем отличается настоящий жемчуг от искусственного, — последний идеально ровен и гладок, а первый шероховат и с едва заметными бугринками и кривульками. Может быть, поэтому сказки Фарджон так и ценятся, как настоящий жемчуг, а не искусственный. Все эти шероховатости бередят, трогают за живое и до самой последней страницы не дают расслабляться читателю. Потому что хороший герой может оказаться плохим, потому что хэппи-эгда может и не быть, потому что счастье для главного персонажа может махнуть крылом под самым носом, а потом форменным образом прошляпиться до обидного по-глупому. При этом всё же большинство сказок заканчивается неплохо, радует сама возможность поливариантности. Даже не знаю, как поточнее объяснить то, что я имею в виду под этой вариантностью... Ну, например, сказка про портняжку и принца. Сюжет поначалу прост, как пять копеек: мама-королева заставляет принца жениться, он приезжает в столицу и говорит, что женится только на той, кто влезет в платье определённых пропорций (типичная Золушка, только важен не размер ноги, а рост и талия). В столице нашлось три красавицы с такими параметрами, они, само собой, собираются на бал и хотят поразить принца нарядами. Наряды им шьёт прекрасная портняжка, у которой такие же габариты, поэтому она примеряет всё на себя. В этих платьях она приезжает на бал, чтобы сдать их красавицам, а там её встречает королевский лакей и восторгается её красотой. В это же время ходят слухи, что принц переоделся лакеем, чтобы взглянуть на девушек, так сказать, инкогнито.

Какие могут тут быть развязки? Хорошая — лакей оказывается принцем, влюбляется в портняжку, окутывает её в шелка и бархат, увозит в закат. Плохая, от злых сказочников, что всё обламывается. Но Фарджон достаёт совершенно дикий и в то же время изумительно логичный вариант. Лакей оказывается... Действительно лакеем, влюбившимся в портняжку. И он увозит её в закат, и тоже окутывает в шелка и что-то там ещё, что по карману его лакейской (не самой маленькой, надо уж думать) зарплате. Фарджон говорит: юные леди, а зачем вам всем поголовно принцы на белых конях, если можно быть абсолютно счастливой и с кем-то попроще?

И такая дребедень — целый день. В смысле, все сказки с этакой чудинкой, нетипичностью. Я тут только одну коротенькую историю описала на пару страничек, а их в сборнике — около шести сотен страниц, одна чудесатей другой. Впрочем, нежнее всего я люблю повесть про серебрянку, человека, упавшего с Луны, и того легендарного Румпельштильцхена, Том-Тит-Тота (и как только ещё не зовут этого товарища), который просит угадать его имя. Наверное, с этой истории и началась у меня любовь к готическим эффектам: тёмный лес, непонятная чертовщина, заклинания и волшебная дудочка, которая не звенит, а шипит: "Консссссстантин, Ссссссерапион!" Мурашки, мурашки, мурашки, даже сейчас, когда пишу и вспоминаю.

В общем, итог прост, как ложка сметаны: эту книгу неплохо бы подсунуть деткам для просветления, потому что сказки совершенно изумительные. И её же можно употребить в более солидном возрасте, потому что они годятся и для взрослых, у которых ещё иногда чудинка играет в том месте, где зачастую хранится шило.