0 О вредном влиянии страшилок на ранимую психику.

«Первый долг писателя – рассказать историю». Или все-таки так: «Единственный долг писателя – рассказать историю»
Жуткий калейдоскоп страшилок, собранный из рассказов главного героя (писателя Катуряна), инсценировок его психически нездорового брата Михала, коротких картин-воспоминаний с родителями в главных ролях, предположений полицейских и фантазий зрителей/читателей. А фантазировать приходилось поневоле, так как каждый персонаж ведет свою игру. Ариэль и Тупольски играют в плохого и хорошего полицейского, меняясь ролями и вводя в заблуждение допрашиваемых. Катурян готов сыграть роль убийцы-маньяка, чувствуя свою вину перед братом. Михал играет в литературных героев из рассказов брата-писателя, в силу своего слабоумия принимая сюжеты страшилок за мотивацию к действию.
Мне трудно анализировать пьесу. Я могу понять мотивы Катуряна, оправдать его преступления, оценить жертвы, но не могу поверить в искренность заверений по поводу сомнительного литературного наследия. Среди прочитанных со сцены рассказов попадались интересные, но в каждом чувствовалась жуть и легкое безумие. Они не откликнулись добром в моем сердце, как предполагал Катурян.

Каждый мой рассказ был плодом моего доброго сердца, и, черт тебя побери, у тех, кто их читает, они должны были вызвать точно такие же ответные чувства.

Могу понять и Тупольски с Ариэлем, каждого с собственными душевными травмами и жизненными потерями. Я противница грязных ругательств со сцены, но могу оправдать их взвинченным состоянием следователя и полицейского. Им приходится иметь дело с убийством детей. Сложно сдержаться при допросе подозреваемого, когда перед глазами детские трупы. В ход идут не только матерные слова, но и рукоприкладство.

Я высокопоставленный полицейский чиновник в тоталитарном диктаторском государстве. Неужели вы думаете, что слово, данное вам, может что-либо значить?

Но подозреваемый не может автоматически считаться убийцей!
Из уст Тупольски звучит эмоциональное высказывание против тех, кто пытается ужасным детством оправдать свое настоящее. Он одновременно обращается к своему коллеге, к братьям Катуряну и Михалу, к зрителям.

Мой отец был запойным алкоголиком и садистом. Неужели я теперь должен быть тоже запойным алкоголиком и садистом? Это возможно, но это будет мой личный выбор. Это будет мое свободное решение.

Но любой психотерапевт скажет, что детские травмы нужно лечить, чтобы не вырастали из травмированных малышей писатели страшилок, полицейские с садистскими наклонностями или безумные маньяки-убийцы.
В семь с тремя четвертями секунд, которые ему дали перед смертью, не слова молитвы читает Катурян, он сочиняет свой последний рассказ «в весьма модных сегодня мрачных тонах»…