5 Мир ненадежности. Окольный путь к самому себе, прямой путь — от себя.

«Таким время встретим мы, какими нас оно застигнет» - именно с этого эпиграфа начинается книга, и к окончанию прочтения можно ощутить данную фразу сполна.

Данный отзыв я хочу поделить на периоды жизни автора, потому что книга является автобиографичной, а скомкать жизнь человека такой величины я нахожу неприличным.

Предисловие. 

Стефан Цвейг пишет невероятное предисловие к своей автобиографии. С первых страниц он предупреждает читателя, что к написанию книги его побудило не преклонение перед собственной персоной, а тот факт, что он являлся свидетелем исторически важных событий, соответственно, его обязанность донести это до следующих поколений. Он не говорит об этой обязанности открыто, но это читается между строк:

«Каждый из нас, даже самый незначительный и незаметный, потрясен до самых глубин души почти беспрерывными вулканическими содроганиями европейской почвы; один из многих, я не имею иных преимуществ, кроме единственного: как австриец, как еврей, как писатель, как гуманист и пацифист, я всегда оказывался именно там, где эти подземные толчки ощущались сильнее всего».

Он много говорит о своей родине – Австрии, о двух мировых войнах, которые выпали на его век, рассуждает о спокойном житие своих предков, которые жили довольно статичной жизнью. К моменту написания книги (1941 год) Стефан Цвейг не может сказать ни «моя жизнь», ни «мой дом», ни «у нас», потому что ни дома, ни чего-то принадлежавшего ему у автора к этому моменту уже нет – его книги сжигались и отменялись, имя отовсюду стиралось сапогами гитлеровцев, родины отныне не существовало, равно как и паспорта, а сам он был вынужден бежать далеко за океан от того, что сегодня именуют «антисемитизмом». 

Цвейг пишет эти воспоминания в разгар войны, не опираясь на документы и детали – ничего этого нет, только память. 

«Так предоставляю же слово воспоминаниям - пусть они говорят вместо меня и зеркало отразит мою жизнь, прежде чем она потонет во мраке!»

- именно так Цвейг именует время до начала Первой мировой. Он много пишет о своей гимназии, институте и эти описания, очевидно, доставлявшие ему удовольствие, действительно создают ощущение надежности, стабильности, простого счастья. Он описывает юношеские годы, как полные энтузиазма и страсти к жизни и учебе: «…во время уроков, по пути в школу и из школы, в кафе, в театре, на прогулке мы, подростки, годами только и говорили, что о книгах, картинах, музыке, философии…»

Это был настоящий фанатизм, который дал Цвейгу и его товарищам ту базу духовного, которую не наверстаешь за целую жизнь, ежели она упущена в молодые годы. 

«Лишь тот, кто рано научился раскрывать свою душу, способен позднее вобрать в нее целый мир»

В университетские годы Стефан Цвейг, изрядно подуставший от гимназической муштры, решает выбрать философский факультет для поступления (который он находит легким), заняться своими делами, а к учебе вернуться только ближе к выпуску, чтобы получить диплом. Он окунается в воспоминаниях о Париже, Англии, Италии, Бельгии о встречах и работе с известнейшими людьми своего поколения – Рильке, Роденом, Моисси, о путешествии в Индию и США – так ярко проходит его молодость. Конечно же, все это влияет на становление Цвейга как писателя - «Окольный путь к самому себе» - именно так он именует главу, в которой описывает свою первую пробу пера. Но эти воспоминания не столько о литературе, сколько о симбиозе всего: политики, культуры, войны и мира, о людях, философии, жизни того времени. Личность Цвейга проходит некоей тенью – мы узнаем его в отражении личностей его многочисленных друзей, в его реакциях на события. Но при всем этом он говорит о своем отношении к происходившему тогда, в начале 20 столетия, достаточно открыто.

В 32 лето своей жизни Цвейг чувствовал ее во всей красе: любил ее за настоящее и, как ему казалось, величественное будущее, пока 28 июня 1914 года в Сараево не раздался выстрел, послуживший началу кровавой бойни мирового масштаба.

Первая мировая война.

Цвейг же, будучи достаточно аполитичным, был тем самым редким не вдохновившимся человеком – космополит по натуре, он противился любому насилию и считал «преступным анахронизмом в 20 столетии упражняться в овладении орудиями умерщвления». Европа раскололась на лагеря, Цвейг остался один, отдалился от друзей, уехал в деревню, подальше от безумия толпы. 

Послевоенное время писатель рассматривает с точки зрения духовности – искалеченная войной Европа отвергает все старое, начинается бунт против природы, против противоположности полов, бунт против бунта. Устаревших Рембранда и Веласкеса сменяют сюрреалисты и кубисты, вальс – африканские мотивы, сдержанную моду сменили откровенные наряды, происходит настоящая духовная революция. Особого внимания заслуживает момент, в котором Цвейг высмеивает взрослое поколение, нелепо пытавшееся угнаться за модой молодежи. Кратко это время он описал так: «любая форма умеренного отвергалась». 

Как известно, мирное время продолжалось недолго, во время этой небольшой передышки между двумя войнами Цвейг успевает посетить советскую Россию, которая его особенно впечатлила, завести дружбу с Максимом Горьким, обрести еще большую популярность, как писатель, и вступить в свои 50 лет с огромной любовью к жизни. Однако одна мысль, которая пронеслась у писателя в голове, была словно подслушана жизнью..Несмотря на весь комфорт и уют, ему захотелось, чтобы все началось сначала, ему, как личнсоти творческой, мечталось о борьбе. И он получил ее в тех размерах, которых даже не ожидал.

Гитлер incipit.

«Погасло солнце Рима: грозовые

Его настигли тучи. Нам – конец»

С приходом к власти нацистской партии для Стефана Цвейга наступают темные времена. Будучи австрийцем по рождению и евреем по происхождению, он моментально попал в немилость – постановка его пьес была запрещена, имя стерто, книги – сожжены. Успех, который заслужил этот писатель, его дом, его Родина, его произведения – все было отобрано Гитлером, а сам Цвейг был вынужден покинуть Австрию. Отныне он был свободен, так как ни с чем не был связан, соответственно, ни с чем не должен был считаться. 

Цвейг уехал в Англию, в описании этого периода жизни он вспоминает свои встречи с Фрейдом, вместе они обсуждают проблемы еврейства, актуальные на тот момент. Они поднимают важную тему еврейской трагедии того времени: в ней не было смысла. Евреи 20 века не были общностью, единым организмом. Ассимилировавшись с другими народами, еврейство они воспринимали скорее как бремя, а себя считали австрийцами, русскими, немцами, французами, англичанами. Отныне евреи чувствовали иную общность – общность изгнания. А на вопрос «Почему?» ответа не было даже у самых ярких умов того времени: Фрейда, Эйнштейна, Цвейга. 

Воспоминания Цвейга завершаются началом Второй мировой войны. 

«…самая священная задача, которой я всей силой своей убежденности служил в течение сорока лет,  - мирное единение Европы – оказалась неразрешимой». Писатель ощущал себя бесполезным, одиноким, безликим enemy alien. Война  - то, что он ненавидел больше всего, заставит его перебраться за океан- в Бразилию. К сожалению, меньше чем через год после окончания работы над этими мемуарами, в феврале 1942 года Стефан Цвейг покончит с собой вместе со своей супругой. Эти мемуары – лебединая песнь писателя, его элегия Европе, миру, человечеству.

Завершается произведение невероятно глубокой, щемящей душу фразой:

мой телеграм: читаю, вышиваю