4

Как можно отказаться от чтения книги, рекомендованной Петром Вайлем? Тем более, с «трогательным добряком Петей Вайлем» Сергея Гандлевского связывает не один год приятельских отношений, даже фраза такая звучит «мне было с ним на удивление легко и покойно, как в домашнем халате». Приятельствовал и с другими знаменитыми литераторами: Дмитрием Приговым, Львом Лосевым, Евгением Рейном, был одним из учителей Маши Гессен и ещё вереницы имён. Язык у автора (поэта и писателя) примечательный, сейчас так уже почти не пишут: «Вероятность того, что переводчик вручную и старательно воспроизведет однократное счастливое стечение языковых обстоятельств, исчезающе мала. Поэтому сильных переводных стихотворений на порядок меньше, чем оригинальных».

Вся книга – о богеме из литературной среды. Сначала, как водится в советское время с инакомыслящими и околодиссиденсткими, - работа сторожем и поэтические попойки, затем знакомство с отличными и значительными, и вот уже не успеваешь заметить, как сам бронзовеешь, а старые товарищи умирают один за другим. И минувшие сорок лет взрослой жизни оказываются не такими уж смелыми и поспешными, хотя истекли довольно внезапно. Гандлевский пишет эти заметки «вплотную к шестидесяти», когда круг жизни если и не замкнут вполне, то почти очерчен и на носу старость. Есть много историй, которыми можно поделиться.

«Если называть вещи своими именами, учёба приняла форму самого кромешного национального пьянства, чуть не сказал застолья. «Застолье» было бы словом совсем иного стилевого регистра – стол имелся далеко не всегда. В какой-нибудь грязной сторожке, подворотне или котельной, опорожнив стакан омерзительного пойла, Цветков мог сказать в своей языковой манере: «сейчас внесут трубки».

Букеанариум