5

Если горе войны среди ночи придёт к тебе на дом,
Если меч занесён над Отчизны седой головой,
Будь с народом своим. Будь не ниже, не выше — будь рядом.
Нету званья в бою выше, чем рядовой!

Витезлав Незвал «Надписи в зале Красной Армии»

Уроки мужества: Яндекс. Нашёлся 1 млн. ответов.

Я действительно пыталась обнаружить, где же первоисточник, кто придумал «уроки мужества», которые были повсеместно распространены в школах 70-80-х годов, потом вдруг исчезли, а в последние годы возродились. Не нашла. И всё же мне хочется думать, что именно от Василия Пескова, от его очерка «Я помню», опубликованного в «Комсомольской правде» почти сорок лет назад — к 30-летию Победы — берёт начало эта заслуживающая уважения традиция.
Василий Михайлович Песков, ушедший от нас менее года назад, всегда вызывал мою искреннюю симпатию. Добрый, простой, хороший дядька, совсем свой. Он был автором чудесной книги «Шаги по росе», вёл в «Комсомольской правде» рубрику «Окно в природу», в течение пятнадцати лет был ведущим одной из любимейших телепередач «В мире животных»… И, конечно, много писал о войне.

В книге «Война и люди» собраны очерки Пескова, написанные с 1959 по 1990 год (кстати, в той электронной версии, которую довелось читать мне, их 25, поэтому в некотором недоумении меня оставила первая рецензия на эту книгу, появившаяся позавчера: её автор sireniti указывает иное количество: 16. Мила, развей, пожалуйста, мои непонятки!). Они расположены не в хронологическом порядке написания, а по летописи Великой Отечественной, по внутренней логике, и, поскольку «нету званья в бою выше, чем рядовой», то интервью с маршалами чередуются с рассказами о простых солдатах, а те сменяются беседами автора с писателями и фронтовыми корреспондентами.

Василий Михайлович пишет просто, как будто с одним тобой ведя откровенную беседу, и в то же время в каждой своей строке остаётся журналистом, пишущим для миллионов читателей и твёрдо знающим, что точное слово лучше красивого либо редкого. Ни на минуту не покидают его пристальный интерес к событиям Великой Отечественной войны, жаркое желание донести до нас подлинную её историю — от масштабных сражений до крошечных, но берущих за душу эпизодов.

Читать эту книгу во многом нелегко эмоционально: трагические дни и вёрсты войны подступают вплотную. Так, тема переправы через Днепр возникает в очерках трижды — но наиболее всего, до гневных слёз, потрясает история о ложной переправе, рассказанная В. Пескову непосредственным её участником Мансуром Абдулиным, автором книги «Страницы солдатского дневника», чудом оставшимся в живых. Насколько оправдана была эта операция? Заслуживали ли люди, принесённые в жертву богу войны, грядущей Победе, право знать об этом заранее? Как чувствовали себя те, кто отдал этот смертоубийственный приказ?.. А ведь он был далеко не один.

Пристально вглядываясь в историю, мы должны трезво и непредвзято всё в ней оценивать, иначе «качели» суждений на каждом новом этапе осмысливания прожитого будут кидать нас из крайности в крайность.

Василий Песков

Будущие читатели этой книги! Не подумайте, что речь пойдёт только об ужасающих эпизодах войны, о горестях, мучениях и наградах с пометкой «посмертно». Есть на её страницах место и улыбке, и любви, и настоящей дружбе, которой не страшны ни государственные и языковые границы, ни десятилетия. Самой вдохновляющей считаю «Историю Петра и Карла» — не очерк, а небольшой цикл их, написанный с 1979 по 1982 год. Маленькая примета профессиональной деформации: читая эти страницы, я испытывала жгучую зависть к Василию Михайловичу, которому досталась такая редкая и полновесная журналистская удача. Но она не свалилась ему в руки по благоволению небес: корреспондент «Комсомолки» сам приложил усилия, чтобы встреча швейцарского гражданина Карла Келлера и киевлянина Петра Билана, которых во время войны связала крепкая дружба, состоялась сорок лет спустя.

Совершенно замечательными считаю очерки «Брестская крепость», «Письма с войны», «Он был разведчиком», «Побег». Кстати: когда заговорила с коллегами о последнем — поразившей меня истории бегства наших пленных из концлагеря на именном «хейнкеле» — strannik102 сразу назвал имя героя-лётчика: Михаил Девятаев. Он знает. А я — нет. Стыдно.

Допускаю (и рада буду ошибиться), что для нынешнего читателя лет двадцати эта книга станет чем-то вроде исторического романа: «дела давно минувших дней…». Те же, у кого в семье жив хоть один человек, соприкоснувшийся с войной, воспримут очерки Пескова совсем иначе: как напоминание о том, что было совсем недавно, что нельзя забыть.

У меня воевали оба деда (один из них умер от полученных на войне ранений); родители были «детьми войны», перенёсшими, несмотря на глубокий тыл, её тяготы — в первую очередь, голод и четырёхлетнюю безотцовщину. Это не могло не отразиться на дальнейшей жизни. Мама, например, и тридцать, и сорок лет спустя, во вполне благополучные уже времена, так обращалась с шоколадом: отламывала от новой плитки несколько долек (по полтора квадратных сантиметра), обходила членов семьи, оделяя их этими квадратиками — и прятала оставшееся в шкаф, под бельё: другие люди так прячут деньги. Через неделю вынимала плитку, снова раздавала всем по кусочку — и опять прятала… Это не смешно, это больно. И до сих пор выбросить еду, даже кусок хлеба, для неё немыслимо.

«Нас всех в июне одолевают воспоминания», — пишет Василий Песков. Добавлю: и в мае тоже.
С Днём Победы!