5 Жил отважный капитан

Этот не очень знаменитый у нас роман Киплинга вовремя попался мне в детстве – он был под одной обложкой с «Островом сокровищ», что обеспечило ему довольно большой интерес среди меня. У меня осталось очень яркое впечатление от текста, ощущение смены ролей. Формально это роман воспитания, но в известной мере за преображением нахального юнца проглядывает что-то другое, что-то более фундаментальное для Киплинга.

Примерно в те же годы я читал советские детские книги о Древнем Риме. В одной из них точно была история про то, как юный Цезарь попал к пиратам, вел себя корректно, но сурово, а затем, как и обещал, поймал и казнил своих пленителей. В детстве мне не приходило в голову сравнивать эти две истории, однако теперь мне кажется, что у них очевидно много общего. И Цезарь, и Харви из богатой семьи, оба путешествуют по морю, оба попадают к людям ниже себя по социальной лестнице. Герой Киплинга вроде бы не дотягивает до высоких моральных стандартов Цезаря, но легко усваивает труд, на изучение которого простые люди тратили все свое детство и юность. Вот он уже на первых ролях на шхуне «Мы здесь», вот ему уже предлагают остаться на шхуне, так как он удивительно хорош.

Нет ли здесь очередного, маленького такого, но все же ощущаемого извода бремени белого человека? В таком свете рыбаки со шхуны на банках восточного побережья Америки под пером Киплинга не сильно отличаются от собирательных «людей Востока». Это, выходит, классовое чувство, а не только национальное/расовое? У меня, кажется, самого был похожий момент, когда я помог работникам салона связи объяснить на английском швейцарской туристке почему у нее не включается российская сим-карта, а работники салона стали предлагать мне работу у них. Не знаю, что чувствовали Цезарь и Харви Чейни, а мне было очень неловко.

Но в детстве я не замечал эти хитрые намерения Киплинга. Я пытался понять шкипера Диско Тропа, его удивительное чувство трески и куда меньшее понимание людей. Мне было не очень понятно – сколько же сможет притворяться Харви? В этом плане Киплинг сделал финал куда сентиментальнее, чем античные историки про Цезаря, да еще и изрядно растянул его. Нужно было бы в духе Гоголя оборвать повествование на том моменте, когда все понимают, что рассказ Харви о сотнях долларов карманных денег не был бредом ударившегося о борт парохода юноши. Немая сцена, занавес. Но Киплинг куда слезливее. Любопытно, что эту часть память не запомнила вообще, оставив только приключения на борту «Мы здесь».

P.S. Иллюстрации Челака привычно прекрасны