2.5

Вот как было дело. В раннем детстве аргентинская бабушка Марсела Лурдес Гой Франко крикнула с кухни маленькому Гильермо Саккоманно, чтобы он шел завтракать овсяной кашкой. Но Гильермо послышалось Кафкой (бабушка Марсела Лурдес Гой Франко плохо выговаривала шипящие), он послушно взял «Замок» и сел голодный её читать. Вместо пирожков на ужин уже был Достоевский, Гильермо сам так решил. Ну и пошло-поехало.

Объяснить более внятно, почему аргентинский мужчина предзакатных лет пишет произведения, отчетливо вдохновленные русской классикой (и немного пропитанные кафкой), нельзя. Но он их пишет, получается даже так, что ему кто-то премии дает. По одному произведению судить, конечно, нельзя, но что нам остается? Остается только Эль Офисиниста - произведение намеренно истошное (социальная несправедливость на родине лучших стейков), но в то же время очень бледное и тихое (использование архетипа «маленький человек»). Без лишних слов, это та же «Шинель» Гоголя, кое-как настоянная на местном мальбеке.

Не знаю, просто вспомнилось, но, когда я читал "В ожидании варваров" Кутзее, мне на каждой странице казалось, что я где-то все это видел и читал, но южноафриканский подлец так и оставил меня с вечным вопросом, хоть письмо пиши – он правда так хорошо разбирается в творчестве Николая Семеновича Лескова или все это мне показалось. И это было прекрасное ощущение – получить прекрасную интеллектуальную встряску, быть где-то обманутым, а где-то – поощренным. Настоящий праздник для ума.

А у Саккоманно праздник совсем так себе, ассоциаций с Гоголем кроме сюжета вовсе нет. Понятно, что он не Кутзее, но даже с хорошей поправкой на ветер, он все равно получается каким-то дурным. Причем это оскорбление какое-то интуитивное - у аргентинца просто нет той степенности и двусмысленной загадочности, свойственной классикам жанра. Язык, который переводчик Грейдинг называет минималистичным, все-таки скуден. А всем сложным аллегориям Саккоманно предпочитает крошить вертолетными лопастями летучих мышей и выпускать на страницы романа клонированных злых псов. Буквально. Мужчина, к слову, в Буэнос-Айресе живет, кушает местные стейки и пьет на закате ангостуровую настойку. Что там не так у него?

А в конце произведения Саккоманно и вовсе дает жуткого психа, ну знаете, еще в кино обычно показывают таких сумасшедших проповедников, которые закатывают глаза и брызжут очень религиозной слюной об апокалипсисе, чуме и ПРОКЛЯТИИ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО! Аргентинец тоже не отказал себе в удовольствии напомнить всем грешникам, что все они - грешники. А под ногами в этот момент хрустят и шмякают останки изрубленных летучих мышей.

Как некий итог, то это, все же, какой-никакой, но realizm magiczny. Он, так скажем, немного new wave, но оно и понятно – Саккоманно всего лишь следует трендам нового века: школьные перестрелки, компьютеризация, клонирование и так далее. С одной стороны, получается более динамично, с другой – уже не так «магично», как это было у великих профильных латиноамериканцев. Но если заглянуть с третьей стороны, то все-таки здорово, что на родных просторах неожиданно появляются такие книги. Это все-таки немного ободряет.

Ну и как некая сама собой разумеющаяся мысль – это даже близко не сами знаете кто, кому вечная, magico память. Вообще, нужно бы поболе написать, но как-нибудь.

Ваш CoffeeT