4.5

душным июньским вечером я ввалился в казарму. толстые, неловкие подошвы ботинок скрипели о выцветший, надраенный линолеум. я только что перетаскал целую кучу тумбочек и шкафов с несколькими, такими же, как я, "залётчиками". хотелось быстрее дождаться ужина и провалиться в сон на своей скрипучей шконке. чтобы завтра, под оголтелый ор дежурного, снова вскочить, но это будет завтра. сон стал для нас кратковременным суицидом...спасительным суицидом.
я взял банку с гуталином и пошёл чистить берцы. ты можешь быть убит, но умереть за родину ты должен в чистых ботинках.
из ленинской доносился ржач. кто-то выбегал из душа. в прошлом году в душевой повесился очередной призывник. некоторые трусливо поглядывали на её дверь. суеверные маразматики. вздёрни себя этот бедолага в другом месте, они бы и бровью не повели.
в ленинской комнате сидел Колян и ещё несколько парней. он читал им "Записки" вслух, пацаны смеялись. я натирал свою обувь и думал о том, что большинство из них ни за что не оценили бы старого пьяницу, узнай они о нём за забором. в его записках было много грустного. больше, чем весёлого. но мы только смеялись. Хэнк был принят парнями за своего.
целая рота потных, злющих и вымотанных мужиков взахлёб смеялась над записками этого козлины. покажите мне хоть одного писателя, который смог бы нас тогда рассмешить! чёрта с два! не было таких! мы не могли выдавить из себя лишней улыбки, но у Буковски получалось нас бодрить.
похабные офицеры приходили в наши казармы, заполняя их ненавистью. ограниченные, проебавшие свою жизнь, теперь они забирали нашу. они жевали жизнь, но не могли её проглотить, она рвалась наружу. лишь притворно пожёвывали. жадно набивали ей свой рот, жевали и выплёвывали на нагретый солнцем плац. купали нас в этой блевотине. злость и агрессия были главными поршнями, толкающими армию вперёд.
мы топтали своими берцами самое дно бездны. и когда сверху кто-то приоткрывал крышку, чтобы насмехнуться над нами, мы ржали ему в ответ. ржали страшно, кроваво. в нас было ещё немного силы, чтобы плюнуть на всё это. и если бы не Хэнк, я не знаю, получилось бы у некоторых дотянуться рукой до этой крышки, отодвинуть её и вылезти на свободу, ослепнуть от солнца, упасть на траву и зарыдать.
когда ты в самом низу, лежишь на ринге, отправленный в нокдаун хорошим апперкотом, смеяться становится легче. и нужнее.
я салютую тройное "ура!" в твою честь, засранец.