3.5 Сколько стоит жизнь?

Пожалуй, основное, что остается после прочтения этой повести – мысль о том, как мало в революционные годы ценилась человеческая жизнь. Причем это какая-то общая тенденция. То в бою погибает твой товарищ, то ты сам, не задумываясь, готов отдать свою. И вопрос даже не в каких-то идеях, стремлениях или борьбе за правое дело. Ну, то есть, это тоже присутствует, но оно вовсе не главное. А просто время такое. Некогда было погружаться в экзистенциальные размышления, грустить и горевать.

Любопытно еще и другое. Если раньше эта повесть казалась скорее приключенческой – побег из дома, военные приключения и все такое, то теперь читается скорее как исторический роман. И как почти любой исторический роман, довольно скучна. Первая часть – самая симпатичная. Она посвящена простой жизни в Арзамасе. Школа, уроки, мальчишеские забавы вроде ловли птиц, звон колоколов на пасху. Гайдар отлично умеет в самую безумную гонку внести лирический элемент, а тут и вообще, сплошное благолепие.

«Тихий и патриархальный был у нас городок. Под праздники, особенно в Пасху, когда колокола всех тридцати церквей начинали трезвонить, над городом поднимался гул, хорошо слышный в деревеньках, раскинутых на двадцать километров в окружности.

Благовещенский колокол заглушал все остальные. Колокол Спасского монастыря был надтреснут и поэтому рявкал отрывистым дребезжащим басом. Тоненькие подголоски Никольской обители звенели высокими, звонкими переливами. Этим трем запевалам вторили прочие колокольни, и даже невзрачная церковь маленькой тюрьмы, приткнувшейся к краю города, присоединялась к общему нестройному хору.

Я любил взбираться на колокольни. Позволялось это мальчишкам только на Пасху. Долго кружишь узенькой темной лесенкой. В каменных нишах ласково ворчат голуби. Голова немного кружится от бесчисленных поворотов. Сверху виден весь город с заплатами разбросанных прудов и зарослями садов. Под горою – Теша, старая мельница, Козий остров, перелесок, а дальше – овраги и синяя каемка городского леса».

Уютная, спокойная, понятная жизнь. А потом в городок приходят революционные веяния, и все это мирное существование как-то разом рушится. Поразила искренность, с которой все это написано. Нет никаких черных и белых тонов. Нет правых и виноватых. Нет плохих и хороших. Напротив, куча сложных характеров, самых разных людей, которые оказались вдруг в новой для себя обстановке, и не понятно, как жить, что делать и за что бороться.

«Однако из всего происходящего поняли сначала только одно: царя свергли и начинается революция. Но почему надо было радоваться революции, что хорошего в том, что свергли царя, перед портретом которого еще только несколько дней тому назад хор с воодушевлением распевал гимны, - этого большинство ребят, а особенно из младших классов, еще не понимало».

Некоторые моменты ужасно напоминают недавние наши 90-е годы:

«...На трибуну один за другим выходили ораторы. Охрипшими голосами они рассказывали о социализме. Тут же записывали желающих в партию и добровольцев на фронт. Были такие ораторы, которые, взобравшись на трибуну, говорили до тех пор, пока их не стаскивали. На их место выталкивали новых

ораторов.

Я все слушал, слушал, и казалось мне, что от всего услышанного голова раздувается, как пустой бычий пузырь. Перепутывались речи отдельных ораторов. И никак я не мог понять, чем отличить эсера от кадета, кадета от народного социалиста, трудовика от анархиста, и из всех речей оставалось в памяти только одно слово: - Свобода... свобода... свобода...»

Да, все это показано взглядом подростка – главному герою всего 15 лет. Но вряд ли остальным было яснее. И мало кому удавалось сохранять здравомыслие. Более того, такие люди казались странными, выпавшими из жизни:

«Дядя мой отыскался. Оказывается, он был не слесарем, а мастером котельного цеха. Дядя коротко сказал, чтобы я не дурил и отправлялся обратно.

- Делать тебе у меня нечего... Из человека только тогда толк выйдет, когда он свое место знает, - угрюмо говорил он в первый же день за обедом, вытирая полотенцем рыжие сальные усы. - Я вот знаю свое место... Был подручным, потом слесарем, теперь в мастера вышел. Почему, скажем, я вышел, а другой не вышел? А потому, что он тары да бары. Работать ему, видишь, не нравится, он инженеру завидует. Ему бы сразу. Тебе, скажем, чего в школе не сиделось? Учился бы тихо на доктора или там на техника. Так нет вот... дай помудрю. От лени все это».

Не очень-то детская книжка вышла, если не сказать, что и совсем не.