4

Олеша вызвал во мне ну очень двоякие чувства.

1. Pro

«Зависть» я прочитала и ничего не поняла, кроме того, как это написано. Хорошо написано. Едко, броско, авторски — хорошо. Я представляю себе Николая Кавалерова, представляю Андрея Бабичева, Володю, даже великолепную «Офелию»! И для меня этот текст постепенно перерастает своего автора (прямо скажем, не ахти какого вечного мудреца), перерастает весь свой политический и злободневный смысл, и остается великолепный текст, слово, безумные герои.
А остальное для меня выпарилось во фразу с википедии: «в романе “Зависть” Олеша создал метафору советского строя — образ колбасы как символ благополучия».

Зато «Три толстяка»! Мне понравились очень. Это такая сказочная сказка, настоящая детская литература! В ней ощущается нежное волшебство, которое есть, например, в пьесах Шварца. И вся реальность, все революции и все утопии, все коммунистические порывы очнувшегося общества и не просвечивают совсем через плотную сказочную ткань (если не искать пристально, если погрузиться всем своим внутренним ребенком в мир доктора Гаспара, гимнаста Тибула и оружейника Просперо). Всё так, как и должно быть: умные и добрые бедные выступают против тупых и жестоких богатых, добро побеждает зло, разлученные больше никогда не расстанутся. Весело, грустно, трогательно и справедливо.
Глупость, но: еще одно произведение в копилку тех, что точно прочитают мои дети.

2. Contra

Рассказы (здесь их шестнадцать, 1927-47 гг.), радующие сначала, чем дальше, тем всё больше разочаровывают. Что-то уже не то, чего-то не хватает — не очаровывает. Не интересно. Не хочется читать. Кое-где со скукой и недоумением замечаешь, что целые куски текста с незначительными изменениями или вовсе без них кочуют между рассказами и романами — туда-сюда, туда-сюда. Доверия к автору становится всё меньше.

И вот «Ни дня без строчки»: записные книжки, которые я так мечтала прочитать!
И про что же пишет Олеша? Про себя. Что поражало больше всего, пока я читала, что въедается в глаза сейчас, едва откроешь наугад страницу, чтобы найти цитату. Везде — невероятное, непримиримое, невозможной величины «я». Яркий пример того, что в личной прозе, как ни крути, в первую очередь бросается в глаза человек, а не писатель. Я сужу Олешу лишь по тому, что он писал; воспоминаний о нем не читала, лекций не слушала, и говорю только о том, каким воспринимается человек, написавший «Ни дня без строчки»: паршивым эгоистом. С некоторой долей таланта, который, однако, не может развиться, потому что писатель слишком хорошего мнения о себе.

Не вдохновляют и его суждения о жизни, о людях, о литературе, в них зачастую не чувствуется ни ума, ни интуиции. Сентенции о собратьях по перу явно приправлены веяниями времени: Маяковского надо любить или не любить, как ни крути, а вот Толстого с парохода современности уже почти сбросили, так что его можно и судить. Доверия нет ни к чему.

Нашла на закладке свою пометку: «с 588 стр окончательно спятил, по-моему».

Бесполезно даже приводить примеры — это обрушивается на тебя, когда ты читаешь, и вряд ли такое же чувство возникнет, если брать выдержки и кусочки. Впрочем, за Льва Николаевича наболело:

Как обстоит дело у Толстого с имущественным отношением к жизни? В ранних дневниках нет каких-либо свидетельств, которые говорили бы о пренебрежении его к материальной стороне существования. Скорее, он был скуп. Что это за приходо-расходы в дневнике великого человека? Есть высказывания Толстого о Наполеоне, где он снижает величие последнего, ставя ему в вину именно его приходо-расходность, «суетливость», как он определяет. Замечает ли Толстой, что и у него не кристальная сущность в этом смысле? Брат его был кристальным, Николенька, — не суетливым, без имущественных оценок жизни. Вспомнить только, сколько нравственной работы стоило Толстому так называемое опрощение, отказ от издательских прав… В самом деле, почему должна была возникнуть особая роль жены, с которой ему пришлось бороться? Если хотел опроститься, то и сделал бы это — так ли уж это трудно! С самого начала жил бы так, чтобы не нужно было опрощаться, отказываться от чего-то. Это не обязательно? Верно, не обязательно, но и не обязательно в таком случае ходить вокруг да около, что тебе недостижимо, чего ты не можешь!

И еще вопрос: а предполагалось ли, что у сборника «Ни дня без строчки» будет читатель? С одной стороны, вроде как да: об этом заявлено в начале, когда автор еще не ушёл в себя и предложения еще связны. С другой стороны, постепенно начинает казаться, что никого здесь не ждут: бардак, ничего не прибрано, мысли разбросаны, слова старые, отслужившие повсюду валяются, рваные сюжеты по углам. Никакого уважения к читателю, позванному тобой же гостю, – и это странно и неприятно. И если поначалу хозяин дома еще держит лицо, старается, рассказывает обещанные былички, то скоро ему будто становится скучно, он начинает клевать носом и лишь иногда, на мгновение просыпаясь, выдает какую-то рваную бессмыслицу. И примеров не будет, потому что грустно и незачем.

3. Еще один советский писатель – неясной жизни, печальной судьбы, слабого характера.