4

Однажды у Джима Джармуша брали интервью, посвященное серии короткометражек «Кофе и сигареты». Режиссер сказал тогда, что его привлекают моменты жизни, в которых нет драматизма: что может быть менее драматичным, чем чашка кофе, перехваченная между дел?

Во время съемок я часто обманывал актеров, говоря: «В следующем дубле снимаем вот до сих пор в сценарии». А потом, когда они добирались до этого места, я продолжал снимать, ставя их в тупик — и смотрел, что они сделают. — Джим Джармуш о фильме «Кофе и сигареты»

Кортасар в своем «Экзамене», казалось, делает то же самое: оставляет героев на самих себя, продолжая внимательно наблюдать за ними и записывать. Исследует, как люди пытаются заполнить паузу собой — ведь незаполненные паузы для людей невыносимы.
И его герои, живые настолько, насколько живым может быть только символ, стараются изо всех сил. Им всё время нужно что-то делать, что-то говорить, куда-то идти, кого-то перебивать, отвлекаться на звуки улицы и случайные происшествия, лишь бы заполнить эту паузу, лишь бы не дать ей поглотить себя...

Всё это выглядит как очередной момент жизни, полностью лишенный драматизма. Драма, в сущности, дело исторического масштаба: она может разворачиваться фоном, между дел, между двух чашек кофе, пока люди захвачены событиями, более доступными по охвату. Предстоящим экзаменом, например.
Историческая драма сливается с драмой человеческой, только когда первая начинает затрагивать маленький личный рубеж — экзамен. До этого момента всё в тумане: внимание сосредоточено лишь на обозримом, а обозримое находится не дальше вытянутой руки.

Туман, сон, обман зрения — всё это в характере магического реализма, но у Кортасара он скорее реален, чем магичен. Даже магические элементы кажутся не более чем густой, концентрированной реальностью.

Однажды я ждала письма от мамы; почтальон всегда оставлял письма на стуле в гостиной. Я вошла в комнату и вижу: три письма. Еще в дверях я увидела верхнее письмо (мама всегда посылала письма в длинных конвертах), я увидела ее почерк, крупный, красивый. Увидела мое имя на конверте, первую букву, хорошо выписанную. И только когда взяла письмо в руки, увидела его: и конверт оказался не продолговатый, и почерк не мамин, и первая буква не К, а М.

Реальность этого магического реализма — декорация и обманка. Она становится тем, чем ее хотят видеть герои, а герои слишком заняты заполнением паузы, чтобы что-то видеть.
Реальность Кортасара — совсем как то письмо. И туман не туман, и экзамен не экзамен, и драматизм — исключительно неоднозначный.