4

A poet by nature and nurture

Прочитать эту биографию — всё равно что увидеть её героя вскрытым post mortem и разобранным на атомы. За эти 600 страниц сам становишься немного Гинзбергом. Здесь подробный атлас его ран и шрамов, которые не помешали ему обзавестись списком побед и, конечно, поражений. Книга написана не просто современником и очевидцем, а другом. Но обвинять его в необъективности поводов нет: он не обеляет Гинзберга, предоставляя на суд публики наряду с его достоинствами и достижениями все его недостатки, сомнения, проступки и комплексы. Он ещё в предисловии сообщает, что с читателем на ближайших шести сотнях страниц будет даже честнее, чем с другом: «По моему мнению, поэзию Аллена испортил буддизм, и всё написанное им после «Кадиша» — порожняк. Правда, при жизни ему я об этом так прямо не говорил» (перевод вольный).

Барри Майлз очень дотошный. Эта его любовь к деталям одновременно и достоинство и его беда. И всё бы ничего, но приоритеты в повествовании расставлены странно. Про наркотические увлечения Гинзберга тут добрая сотня пассажей, да что уж там — читатель узнает даже, какие картины висели в доме Пола Маккартни при встрече с Алленом, а вот, например, про то, как Гинзберг осваивал испанский и французский — ни слова. О том, что он на них говорил, выясняется лишь тогда, когда сообщается о непосредственном факте его выступления на испанском телевидении или конференции в Париже. Либо для автора это само собой разумеющееся, либо не так интересно для читателя. Зато, по его мнению, читателю куда более интересна интимная жизнь Гинзберга, которую он расписывает как Золя запахи парижского рынка. Но учитывая, каким провокатором при жизни был Аллен, это в тему: биограф играет по его же правилам, доходя до запредельной откровенности, заставляя читателя краснеть, как школьница.

Над жизнью Гинзберга нависала тень его сумасшедшей матери и её мрак развеивал его отец, Луис, который произвёл на меня впечатление. Как и всякий родитель, желавший своему сыну лучшей участи, чем быть поэтом (ведь он сам им был), он хотел, чтобы тот стал адвокатом, но пару лет спустя был уже горд, что тот его не послушал. Многого стоят комментарии Луиса к работам сына, которые последний отправлял ему едва закончив. Будучи проницательным человеком, он оставил очень занятные характеристики Нила Кэссиди и Уильяма Берроуза и советовал держаться от них подальше. Вот одно из его писем (отличное, по-моему, ибо в одном слове сказано если не всё, то многое):

Dear Allen,
Exorcise Neal.
Louis.

А тот снова ослушался. Но Луис принимал сына таким, каким он был, что даже вызывает лёгкие уколы зависти. Чтобы можно было оценить степень их близости, приведу факт: после удачного трипа сын отправил отцу дозу ЛСД на пробу с припиской «good as a trip abroad».

Книга — хороший проводник не только по жизни поэта, но и творчеству: вставки из стихов следуют сразу за событиями из жизни, спровоцировавшими их появление. Творчество любого автора повязано с его биографией, но для поэзии Аллена это важно в кубе. Большое пространство в тексте уделено не только личностному и творческому становлению поэта, но и формированию его стиля (как человеку далёкому от поэзии мне, например, не было ничего известно о методах работы Уильяма Карлоса Уильямса, который оказал на него большое влияние). Роль Гинзберга в литературе ХХ велика. И не только из-за новаторства поэтического, но во многом из-за того, сколько произведений увидело свет и попало в печать его стараниями. Про историю борьбы с издателями за каждое из них здесь сказано немало.

По понятным причинам автор акцентирует внимание на моментах, связанных с другими битниками. Но как Берроузу, черт его дери, удаётся даже в чужих книгах не о нём, перетягивать всё одеяло на себя, будучи только вскользь упомянутым? Вот и в становлении Гинзберга он сыграл одну из ключевых ролей. Особое место в тексте отведено развенчанию культа личности Керуака, который Аллен же и создал. В совокупности же жизнеописание одного из них превращается в сочную картину своего времени и целого поколения. С этой книгой проносишься по всему двадцатому веку, встречая на страницах Сальвадора Дали, Тимоти Лири, Боба Дилана и The Beatles, Эзру Паунда и Кен Кизи, неожиданно — Андрея Вознесенского (с которым Аллен внезапно обнаружил близость по духу) и Евгения Евтушенко (встреча с которым достойна короткометражной экранизации в комедийном жанре).

Yevtushenko told him, “You were very drunk last night”. In fact Allen remembered very little about their conversation of the previous evening. Yevtushenko continued, “I saw you were a good man. Here, we hear many bad things about you, that you are a pederast, scandals, but I know it's not true.
“It's all true,” Allen said.

Оригинальные комиксы мне интересны ровно до того момента в сюжете, когда заканчивается история про обретение суперсилы и протагонист встречает антагониста. Тут случилась похожая ситуация: первая часть о становлении поэта и его творческие и духовные поиски пошла на ура, а вторая — про собирание лавров и общественную деятельность — читалась уже с куда более меньшим энтузиазмом. Не смотря на всю его противоречивость, Гинзберг вызывает симпатию. Своей непоколебимой верой в человечество и в любовь, своей стойкостью и несгибаемостью в самых неблагоприятных ситуациях. Жаль, что поэтом он перестал быть до своей смерти. Жаль, что в последние годы жизни поэтическую импотенцию ему приходилось заменять деятельностью, в которой он не был хорош так же. Жаль, что желая быть любимым, он всю жизнь любил только сам и, судя по тому, что рассказал Майлз, многие им просто пользовались. Даже Петр Орловский, счастливый брак с которым, как оказалось, просто миф. Но хорошо, всё же, что он был. Его пример демонстрирует: не важно, на сколько дерьмовый старт у вашей жизни, у вас есть шанс прожить её не зря и с удовольствием. Но для этого всё же нужно шевелиться и быть чертовски талантливым евреем и жить в штатах.