1 «Клевета — не критика, а грязь из лужи — не краски из палитры художника!» (М.Шолохов).

Предупреждение: отзыв резко негативный. Так что если вы — любитель скандальных разоблачений святынь и фекальной эстетики (а «Прокляты и убиты» на 99% образованы этими двумя составляющими), то мой отзыв вам лучше не читать — скорее всего он вызовет у вас неприятные ощущения.

Вас предупредили.

Для начала оговорюсь, что сам знаю армейский быт не понаслышке — отучился год в инженерном училище на казарменном положении. 24 часа в сутки в части, увольнение — в лучшем случае раз в месяц, наряды, караулы, занятия в лагерях и весь букет армейского быта мною изучен весьма подробно. Плюс ко всему этому мы еще и учились, а от успеваемости напрямую зависело распределение существенных благ — в первую очередь увольнений. Это на случай если кто спросит «а ты сам-то что об этом знаешь?». Знаю, не переживайте.

Итак, Астафьев живописует нам учебно-тренировочный лагерь, где призванные на войну солдаты проходят первичную подготовку. Сразу признаю, что зима 42 года, который, по мнению многих историков был даже страшнее, чем 41, наверное был и самым тяжелым временем для солдат. Но, уж простите, я совершенно не верю то скотство, которое описывает автор.

Как я уже писал, я сам пожил в армейском лагере, причем как раз в холодное время года. Да, это было очень неприятно — холод, неудобная одежда, невкусная, хоть и вполне достаточная для поддержания сил, еда. Особенно плохо сразу после подъема — под одеялом хоть какое-то тепло, а вас гонят по форме номер 4 на морозец. Еще толком не проснулись, а уже куда-то бежать. Я мог бы долго перечислять прелести армейского быта, но лучше сразу соглашусь, что он действительно приводит к тому, что люди грубеют, а иногда и опускаются. Но чтобы, простите, ссать в собственной палатке, где ты спишь? Не верю. Жрать гнилую капусту? Это какой-то бред. Больше того, такое не могло прийти в голову даже самому распоследнему опущену в роте. Напротив, по моему опыту, правила личной гигиены как раз усваивали даже те, кто до армии зубы не каждый день чистил. Потому что чистота, тот ее печальным максимум, который возможен в казарме, — это жизнь. Даже те, немногие, кто под давлением суровых будней терял самоуважение (были у нас и такие) не додумались бы до подобного. Так что не верю, это просто чушь собачья.

Но Астафьев, немало не смущаясь, половину романа описывает нам всевозможные виды утраты человеческого достоинства, каких не то что в армии, в тюрьме не найдешь. Куда ни глянь, в «Проклятых и убитых» увидите в лучшем случае сортир, в худшем — кучу дерьма.

Кстати, о последнем. Астафьев отличается какой-то маниакальной тягой к фекальной тематике. Соответствующие сравнения и выражения встречаются едва ли не на каждой странице. Такое ощущение, что вся жизнь лагеря крутится вокруг двух физиологических процессов — еды и дефекации, а больше там ничего не существует вообще.

Любопытно — про недостаток сна, который, по моему опыту, волнует солдат гораздо больше чем еда, Астафьев пишет мало и скучно. Ну еще бы, спать хочется — эка невидаль. Тут вам не «шок-контент», читателя не зацепишь.

Незадолго до «Проклятых и убитых» я читал Вересаева — «На японской войне». И вот там неприглядная картина солдатского быта нарисована куда убедительнее. Почему-то Вересаев сумел донести до читателя свои мысли без постоянного употребления слов «говно», «жопа» и «срать». А вот Астафьев не может. Он с каким-то удовольствием копрофила обмазывает свой роман той самой субстанцией. Такое ощущение, что пишет не ветеран войны, а подросток, радостно ржущий от того, что он теперь взрослый и ему можно ругаться.

Но посмотрим теперь на персонажей. Пехотная рота, если кто не знает, это примерно 100 человек. В учебных ротах обычно людей больше — до 200. В таком коллективе, что вполне естественно, всегда выделяется несколько группок — сильные духом и телом, которые относительно легко переносят лишения и обычно быстро занимают должности сержантов, опущены — их противоположность, хитрованы, которые благодаря врожденной пройдошистости ловко срезают углы, уголовники — выходцы из криминальных или, что чаще, околокриминальных кругов. Но все они вместе — это процентов 10 от личного состава. Кто остальные? Просто обычные парни, которые хотть и не рвутся в герои, но исправно тянут свою лямку, стараются не надорваться сами, но и не подвести товарищей, слушаются командиров и составляют тот самый костяк армии, на котором она, собственно, и держится. Еще раз повторяю — таких девять из десяти. Но читая «Прокляты и убиты» вы их не увидите. Астафьеву про них не интересно. Ему интересно про опущенов и про пройдох. Причем в основном про последних — видно сам автор был из их числа. В пользу этой версии говорит еще и явно глубокое знание соответствующих схем и уловок. То есть роман еще и не про людей, а про всякую гнусь. Еще раз, для тех, кто полыхает праведным гневом — в центре повествования учебная рота бойцов, т.е. 100-200 человек, а «в кадре» нам регулярно показывают в лучшем случае дюжину.

Если вы откроете того же Вересаева, а из писателей Великой Отечественной — Симонова, Твардовского, Друнину или Шолохова , вы тоже найдете много спорного с идеологической точки зрения. Шолохов в своей гениальной «Судьбе человека» вообще сделал главного героя «хиви». И ничего, это только придало ему глубины и сложности. А коротенький стих Твардовского «На той войне незнаменитой» содержит антивоенный посыл в разы сильнее, чем все фекальные упражнения Астафьева.

Но в их произведениях четко и ясно слышна боль. Боль за ошибки, за оборвавшиеся жизни, за неумолимость смерти. И, кстати, кровавый режим почему-то вместо того, чтобы сгноить авторов в ГУЛагах, выдавал им премии и включал их произведения в школьную программу.

У Астафьева ничего такого нет. У него — лишь злобная усмешка над тем как скоты валяются в грязи, обжуливают и топят друг друга только для того, чтобы через минуту самим быть облапошенными и утопленным.

Кто-то может называть это «окопной правдой». Но это не окопная правда — это просто навозная куча, которую Астафьев трудолюбиво натаскал на память о войне.

Но почему все так, спросите вы, зачем тогда Астафьев писал все это? Да все просто. Если бы Астафьев начал писать после развала Союза, его еще кое-как можно было бы причислить к идейным борцунам, которые, правда, побаивались тявкать на советскую власть, пока она была в силе, но радостно повылазили из всех щелей, когда она рухнула. Но вот только Астафьев был вполне себе успешным писателем всю дорогу в Союзе. Имел три государственные премии и Героя Соцтруда (!).

Просто-напросто наш обличитель вовремя сориентировался в изменчивом море и понял, что теперь премии и медали будут давать вот за такое. Что ж, он не ошибся, и две новые премии не заставили себя ждать.

В общем, те, кто тут пишет про «правду» не более чем купились на... дерьмо. Им, как я уже писал, роман обмазан густо, ровно и на совесть. Тогда, в начале 90-х это было в новинку. Но уберите из романа все ругательства, весь воровской жаргон и пошлые хохмочки, как от него ничего не останется. Вы получите только довольно унылый текст про кучку ворья, причем даже лишенный своеобразного (хоть и мерзкого) юмора который скрасил, скажем, «Чонкина».

Товарищи, если автор пишет про говно, это не значит, что он пишет ПравдуЪ. Иногда, уж простите, говно это просто говно.