5

- Но я про то говорю: если убедить человека логически, что, в сущности, ему не о чем плакать, то он и перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не перестанет?
- Слишком легко тогда было бы жить.

Певец мятущейся души. Достоевский - концентрированное отчаяние, мрак и ужас, истерическая любовь, болезненное самопожертвование. Любовь, по идее, должна помогать, поддерживать, а что получается? Вот семья Раскольниковых - это очень любящая семья. Мармеладовы - тоже самое, любовь, привязанность, жертвы, жертвы... Любовь по Достоевскому - тот же мрак и мучение, особенно когда понятно, что все равно не поможешь дорогому существу, не защитишь его. Как Дуня и Пульхерия Александровна не могли спасти Родю, как Сонечка с ее жертвами ничем не помогла отцу и Катерине Ивановне, как Разумихин ничего не мог сделать, чтобы вернуть покой и равновесие в семью Раскольниковых. Так много страдания из-за любимых!

Что все-таки на самом деле хотел доказать себе Раскольников? Мне думается, что тут не столько вопрос о возможности преступления (тварь ли я дрожащая или право имею?), сколько о гордости. Да ведь он знал, что не имеет права, не имеет - поэтому и пошел. И если бы уверен был, что такое право есть, то не было бы всех этих сомнений, страхов, презрения к себе. Доказал ли он, что не "тварь дрожащая"? Чувствовал ли себя Наполеоном? Конечно же, нет. И так это нестерпимо гордой натуре показалось...

Свидригайлов - на первый взгляд кажется, будто он полная противоположность Родиону. Но нет - просто он уже успел "перегореть", обо всем передумать, во всем извериться. И внутри себя возрождения уже не ищет - хотел бы любви, сострадания, да не вышло. В чем-то мерзок, в чем-то, наоборот великодушен. Встреть он вместо Марфы Петровны женщину, подобную Дуне, возможно совсем по другому сложилась бы его судьба.

Что всегда характерно для Достоевского - его герои живут настолько интенсивной духовной жизнью, что практически забываетсят о быте, об их естественных потребностях. Все они злодеи, ангелы, страдальцы кажутся и не людьми вовсе, а духами, которым до обыденного дела нет. Даже красильщик Миколка, безграмотный деревенский парень, и Настасья, и Прасковья Павловна... Действительно ли автор так верил в безграничность русской души?

И этот роман единственный у Достоевского, где оказался возможен светлый финал. Здесь есть надежда.