4

Феномен самозванства на сегодняшний день уже отошел в прошлое, вместе с монархией как формой государственного управления. Где-то в Европе или Латинской Америке доживают свой век непризнанные «потомки» дома Романовых, внуки «чудом спасшихся членов семьи», но проблема давно потеряла остроту, так как выгода от подобной игры в наше время сомнительна: истинным и мнимым наследникам, по большому счету, нечего делить.
Другое дело — далекий 18й век... Фотографий нет, живописные портреты условны, дактилоскопию, анализ на ДНК и другие средства идентификации еще не изобрели. Да что там, даже новости не очень доступны: газетное дело только зарождается, грамотных меньшинство, история пишется придворными летописцами, а изустные пересказы обрастают диковинными подробностями.
Неудивительно, что харизматичный мужик Пугачев смог поднять мощный бунт, убедив народ в своей венценосности.
Тем более опасна была немецкая/или польская/или французская куртизанка Елизавета/Августа, «княжна Володимирская» (никто по сей день не знает ее настоящего имени), допущенная ко дворам, подстрекаемая европейскими аристократами, спешащими поймать свою рыбку в мутной воде.
Екатерина 2я, немка по рождению, сама взошедшая на престол в результате дворцового переворота, не могла позволить себе легкомысленного отношения к ней. И приняла меры. И колесо истории завертелось...

Загадочное имя «княжна Тараканова» прежде всего ассоциируется с одноименной картиной Флавицкого: прекрасная незнакомка, в дорогом, но потрепанном платье, страдает в мрачных застенках, и вода подступает к ней со всех сторон. Полотно передает легенду о гибели княжны в тюрьме, во время наводнения — образ трагический и чрезвычайно романтичный. Между тем, современные историки (и Радзинский в их числе) утверждают, что умерла она совершенно иначе. Да и вообще, все было не так...

Но мы так любим красивые легенды, что недовольно ворчим и не соглашаемся с желанием автора раскрыть всю правду жизни. А автор нелицеприятен, от него в равной степени достается всем участникам событий — от императрицы до последнего лакея.
Единственное, что, на мой взгляд, вредит произведению — это его вычурный стиль. Эдвард Радзинский, в душе романтик и поэт, рассказывая о галантном 18м веке, просто не смог не позариться на такой «реквизит»: он по очереди меряет на себя маски действующих лиц, делает «страшные глаза», подражая их голосу, вскакивает, потом садится, вздыхает и манерно покачивает кончиком золоченой туфли... Местами переигрывает, если по правде. Но зато рассказывает интересно.

Все исторические произведения Радзинского ценны тем, что опираются на достоверные архивные документы и глубокое знание вопроса, несмотря на внешнюю мишуру. Автор словно носится, весь в белом, высоко над мирами, народами, и везде успевает: походить по улицам Парижа, с палачом, и постоять у постели умирающего графа Орлова, и покормить левреток Екатерины ванильными сухариками.
Он обращается с ними по-свойски и, судя по всему, имеет на это право, так как знает про них больше, чем всякий из нас. Лично мне эта книга помогла, наконец, разложить по полочкам разрозненные факты и прояснить вопросы в «деле княжны Таракановой», живописный образ которой, испуганной, бегущей от высокой воды, памятен мне со школьных лет.