5

Кто-то из знакомых психологов рассказывал историю о парне, который долго и упорно обхаживал барышню, красиво ухаживал, отбил её у другого, собирался жениться (чуть ли не день свадьбы был уже назначен), а потом дал благоверной от ворот поворот, потому что она ему дала до свадьбы. После мучительного разрыва, он стал везде поливать барышню грязью, называть проституткой и т.д. Вот такие у него были принципы. О которых он, правда, забыл рассказать своей подруге заранее.
Как-то мне довелось беседовать с матерью юной лесбиянки. Вернее, о сексуальной ориентации дочери рано было говорить, потому что она и вправду была юна и находилась, как теперь говорят, «в поиске». Эта обычная, не шибко продвинутая и совсем не тусовочная дама сказала: «Это моя дочь, и кого бы она ни выбрала, я всегда буду на её стороне». Я очень порадовалась за девочку, потому что знала много совсем других историй. Я ещё помню, когда «принести в подоле» было страшным позором. Наверно, для некоторых и сейчас это повод выставить дочь из дома.
Я не знаю, что хуже: когда от тебя отрекаются родители или когда предаёт любимый человек. Причём предаёт подло: сначала пользуется тобой, а потом изображает гордое презрение. Да ещё и теоретическую базу подводит. На самом деле, это самое страшное в книге. Это страшнее, чем Первая Мировая, которая описана безжалостно, во всех красках, во всей своей омерзительной сущности. На этой войне люди совершают ужасные вещи, например, убивают безоружных. Но разве то, что совершает Уильям, не убийство? Грубоватая народная пословица гласит «один раз не педарас». Ограничься дело одним разом, я поняла бы логику Уильяма – случайность, страх, тоска. Логику бы поняла, но поведение – нет.
Психологи многократно писали о том, что самые страшные гомофобы – скрытые геи (собственно к любой нетерпимости это относится). Уильям, весь из себя принципиальный, оказывается куда худшим трусом, чем друг его Тристан. И боится он в первую очередь самого себя. Но выливает свой страх, свою злость на парня, которого сам же и раскрутил. Куда как благородно.
И ещё страшно то, что люди, испытавшие общественное давление на себе (скажем, сестра Уильяма), совершенно не становятся ни более терпимыми к другим, ни способными понять, почувствовать чужую боль.
Два раза «подорвавшись» Тристан отказывается от каких-либо отношений. Трусость это? Не знаю. Мне бесконечно его жаль. И ключевые слова, конечно, произносит мать Уильяма:

У ваших родителей есть сын, он жив, но они не желают его видеть. У меня есть сын, которого я жажду увидеть, но он мертв. Что это за люди? Люди они вообще или чудовища?