4

«Хроники Раздолбая» как «Утро в сосновом лесу»
Новый роман Павла Санаева может стать лучшей книгой о девяностых – когда будет дописан

На последней странице нового романа Павла Санаева читателя поджидает издевательская надпись: «Окончание в книге «Хроники Раздолбая 2»: Спор на балу Воланда». Такое открытие провоцирует двоякие чувства. С одной стороны, последние 100-150 страниц «Хроник» гораздо удачнее, чем пугающе длинное начало, – это дарит надежду, что второй том сразу пойдет в духе финала первого. Но с другой стороны, работу над «Спором на балу Воланда» Санаев еще не завершил, и это настораживает.

Вряд ли от писателя стоит ждать гоголевских страстей и сжигания рукописи второго тома – увидеть-то мы этот том увидим, причем ровно через год, как и обещано, – однако тот факт, что замысел еще не получил воплощения, а готовая часть уже выставлена на суд общественности, для нашего времени необычен. Традиция романов-фельетонов, писавшихся по мере выхода очередных номеров литературного журнала, осталась в XIX в. (так создавался, к примеру, роман «Преступление и наказание»), и сегодня вроде как принято сперва довести дело до конца – а потом уже призывать восхищенных и/или разочарованных читателей. Санаев поступает иначе, лишая себя шансов внести какие-либо изменения в первые «Хроники», если таковые потребуются в ходе работы над вторыми.

Не делает автору чести и другой момент: маячащая на обложке надпись «Похороните меня за плинтусом 2». Никакого отношения к книге, прославившей Санаева, свежий текст не имеет, поэтому подзаголовок свидетельствует лишь о намерении подкупить читателя знакомым названием. Правда, в этом повинен не столько сам Павел Владимирович, сколько издательство, желающее продать побольше экземпляров. А еще точнее, не издательство даже – сам российский книжный рынок, который, как тот кот, ни жив ни мертв. «Самая читающая нация» чуть менее, чем полностью игнорирует современную литературу, особенно отечественную.

Главный герой «Хроник», некий Раздолбай, – вопреки аннотации к книге, не повзрослевший Саша Савельев, а совершенно другой персонаж, да и действие происходит совсем в иную эпоху: вместо 70-х гг. на заднем плане маячит начало 90-х. Ближе к середине книги задний план постепенно становится передним, и чем ближе это самое «начало девяностых» подступает к глазам читателя, тем интереснее и даже глубже становится роман. Простой парень, человек без свойств, взрослеет – и взросление его неприятным образом совпадает с эпохой радикальных перемен в обществе и государстве. Если прежде Раздолбаю была гарантирована надежная работа художника-иллюстратора в издательстве у отчима, то теперь, когда на смену плановой экономике пришел внеплановый хаос, будущее студента Суриковки выглядит весьма туманным.

Важнейшее отличие Раздолбая от Саши Савельева, при общем для обоих налете автобиографизма, – размытость личности. Если мальчишка Савельев представлял собой прорисованный характер, то юноши Раздолбая словно вовсе нет в романе – хотя физически именно он действует на каждой странице, в каждом эпизоде. У него нет ни имени, ни биографии, ни собственной воли – крайне подверженный влияниям, он меняет свои взгляды и мечты то под воздействием ушлого Мартина (типичный для того времени напористый умник, отдавшийся бизнесу разной степени сомнительности), то после общения с религиозным вундеркиндом Мишей (скрипач от бога и воплощенное усердие, столь же типично для своего времени решающий эмигрировать). Раздолбай – никто, пресловутый «маленький человек», ничего не умеющий и ничего не имеющий, в общем, по всем признакам – первейшая жертва слома эпох. Но и он находит свою нить Ариадны, дарящую надежду на выход из жизненного лабиринта: в его голове звучит голос, подсказывающий, как правильно поступать, причем иногда очень настойчиво – уж не Бог ли это собственной персоной?

Два достоинства выделяют «Хроники Раздолбая» среди множества посредственных книг, авторы которых тщились «осмыслить эпоху». Первое – это линия душевных терзаний героя, его сомнений в самом себе и существовании какого-то божественного голоса. Раздолбай, кажется, вырабатывает те принципы, благодаря которым можно жить и выживать в самой мутной воде, даже если ты не Барракуда (так герой называет наиболее удачливых, наглых и агрессивных представителей «младокапитализма» – тех, кого некогда звали «новыми русскими», «братками» и много как еще). Есть подозрение, что во втором томе персонаж Санаева, чьими глазами мы в основном видим все происходящее, перестанет быть амебой и превратится в личность – в доказательство чего где-нибудь на 450-й странице покоренная наконец красавица Диана назовет Раздолбая по имени. Лишь бы не Сашей; не Павлом (скучно; нескромно).

Второе достоинство – в ненавязчивом описании действительности. Реалии 1990-1992 гг. органично вплетаются в действие, и хотя их роль по мере развития сюжета растет, это не порождает ощущения «сделанности», какое присуще иным романам о конкретном периоде истории. Неудачные книги «о том времени» (под словом «то» может скрываться любая эпоха, не только девяностые) напоминают шишкинские картины «Дубовая роща», «Березовый лес» и «Ручей в березовом лесу»: природа там изображена блестяще, но кто из читающих этот текст точно вспомнил сейчас эти полотна? Удачные книги, к которым, возможно (окончательный вывод сделаем после прочтения вторых «Хроник»), относится и новинка от Павла Санаева, – как «Утро в сосновом лесу». Этот пейзаж Ивана Шишкина конгениален перечисленным выше, но сохраняется в памяти навсегда только благодаря играющим на переднем плане медведям кисти Константина Савицкого.

При всех минусах, главным из которых является продиктованное маркетинговыми соображениями разбиение на два тома, «Хроники Раздолбая» – претендент на звание одной из самых примечательных книг года. Да и сюжетная завязка в финале первой части заставляет с нетерпением ждать продолжения – как читатели 150-летней давности ждали новых глав «Преступления и наказания», еще не перелившихся из сознания Достоевского на бумагу.

Но нет, сравнение с Достоевским все-таки слишком сильное для Павла Санаева.

Исправлюсь: второй части «Хроник Раздолбая» теперь придется ждать так же, как мы все лето ждем нового сезона любимого сериала от HBO или Fox. Для книги, которая так и просится быть экранизированной, причем в формате многосерийного телефильма, такая параллель куда более уместна.

Оригинал рецензии