5

Очень долго я шла к этой книге. Мама предлагала мне ее ещё в школьном возрасте, но не думаю, что прочитав ее тогда, она бы мне понравилась. 

До этого я читала у Маккалоу только более позднее ее произведение - триллер-детектив «On/Off» и сейчас автор открылась с другой стороны. Мое изначальное предсказание о возможной концовке не сбылось, я не ожидала смерти Ральфа, а скорее наоборот, ждала смерть Мэгги.

Больше всего мне было жаль Дрохеду. Очень тяжело мне было с ней прощаться, словно во время чтения я сама прожила там жизнь. 

«И не будет больше Дрохеды. Ну, напишут про нее несколько строчек в книгах по истории, и приедет в Джилли какой-нибудь серьезный молодой человек, станет разыскивать и расспрашивать всех, кто еще что-то помнит, и напишет о Дрохеде книжку. Последнее из громадных землевладений Нового Южного Уэльса. Но читатели никогда не поймут, что это было на самом деле, просто не смогут понять. Для этого надо было разделить ее судьбу»

Многим не нравится этот роман, кажется слишком шаблонным, а персонажи и диалоги фальшивыми, но здесь важно другое, чувства и переживания, которые не отпускают даже после прочтения, понимание быстротечности жизни, иронии судьбы и ужасы искалеченных душ. 

Наверное кроме Джастины каждая из судеб этой семейной саги откликнулась во мне. Не понравилось, что одного из наиболее мне интересных персонажей (Фрэнк) быстро слили. Любовь между Ральфом и Мэгги полна страданий и несправедливости. Для каждого читателя по-своему, но я бы не назвала ее «больной», как многие пишут. Это как назвать «больной» любовь Ромео и Джульетты. Просто это такие отношения и чувства, которые каждый человек испытывает по-своему.

Это не просто роман о любви, это роман-взросление, роман, через который осознаёшь свою собственную жизнь и поступки. 

«Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет ее кинуться на острие и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает ей сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поет, поет до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвется дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, – мы знаем. Мы понимаем. И все равно – грудью на тернии. Так будет всегда»