4 От отрицания к принятию

Когда случается что-то нехорошее, приходится как-то с этим справляться и уживаться. Если верить старой и затасканной психологической концепции, человек проходит пять стадий горя, а точнее, принятия смерти: отрицание-гнев-торг-депрессия-принятие. Мне показалось занятным применить эту схему к героям книги «На берегу» и написать небольшой разбор. Тем более, что эту модель психолог Кюблер-Росс предложила в 1969 году, а роман был написан в 1959, тем интереснее, насколько герои Невила Шюта реалистичные в этом плане.

Завязка романа проста: после последней войны практически всё человечество вымерло из-за радиации, живые остались только где-то в Африке, вроде как в Латинской Америке и в Австралии, о которой, собственно, и будет идти речь. На страну-континент неумолимо ползёт облако радиации, все непременно умрут, спасения нет. Действует допущение, что в воде радиация почему-то не распространяется, так что можно смело плескаться в открытых водоёмах и кататься на подводной лодке к местам, где взорвались кобальтовые бомбы. Поставок бензина в Австралию нет, поэтому все ездят либо на лошадях, либо на велосипедах и трамваях.

Все люди отлично оповещены о том, что скоро умрут и спасения нет. Шют идеалист, поэтому сразу скажу, что разнузданных оргий, ультранасилия и совершенно бессовестного мародерства не будет. Нам покажут нерелистично достойных людей, которые нереалистично достойно справляются. Приступим же к самому интересному: разбору по стадиям.

Отрицание

Пожалуй, самая любимая стадия Шюта. По крайней мере, ему нравится с упоением её описывать. Наверное, самых ярких образа в этой стадии два. Это домохозяйка с маленьким ребёнком Мэри Холмс, над которой автор большую часть книги подтрунивает (а зря, и я это докажу!). И Дуайт Тауэрс — герой авторских грёз, гроза пацанов и причина девичьих слёз.

Начнём с Мэри. Шют её выписывает какой-то эталонной клушей, которая живёт в своём розовом маня-мирке, сажает цветы, которые вырастут тогда, когда человечество уже погибнет, а также постоянно пилит своего мужа на разные темы: от «а добудь-ка садовую скамейку, чтобы мы потом сидели и любовались нарциссами» до «ой, у дочки режутся зубки, она так плачет, а может это не зубки, а рак, дорогой, СРОЧНО ВРАЧА». Её дорогой, Питер, стоически переносит все эти истерики и только и может с досадой рассуждать:

Черт побери женщин, живут, укрытые от суровой действительности, в своем воображаемом розовом мирке! Будь они способны посмотреть правде в глаза, они были бы опорой мужчине, верной, надежной опорой

Потрясающе, мистер Шют. Браво. Только ваша тупая клуша как-то ухитряется долгими неделями выживать в загородном доме в условиях, когда никуда невозможно съездить на машине за продуктами, при этом держит этот дом в идеальной чистоте и не забывает заботиться о ребёнке. При том, что у неё, как видно из предположений про рак, повышенная тревожность и, кто знает, возможно послеродовая депрессия. Но нет, автор нас раз за разом будет тыкать, что ахаха, какая тупая Мэри, никак не может принять, что все умрут. Правда, в итоге ей всё-таки удастся, и она даже единственная пройдёт через все пять стадий, но об этом попозже.

В стадии отрицания также плотно застрял американец Дуайт Тауэрс — по мнению автора, воплощение достоинства, мужества, чувства долга и прочая-прочая. Тауэрс настолько крут, что в его присутствии на борту никто не смеет пьянствовать ни при каких условиях, даже если корабль или субмарина пришвартованы, и по ней могут шастать девушки на экскурсии-свидания. Принципиальный, красивый, сдержанный — мужчина-мечта. Только вот он никак не может принять, что его жена и дети погибли, пока он был в рейсе. В его голове они живы, он покупает им подарки, хранит верность жене и очень ждёт сентября, когда все умрут… То есть, в его голове, он вернётся к своей семье.

Образ красивый, бесспорно. Но есть один нюанс. Это вообще-то тоже маня-мирок. И он ничем не лучше, чем у Мэри. Только Мэри почему-то дура, а Дуайт — красавчик. И если вы думаете, что Дуайт скакнёт хотя бы на следующую стадию, то нет. Он гордо будет оставаться здесь всю книжку, несмотря на роман с девушкой, который его (покойная) жена, по его глубокому убеждению, конечно бы одобрила, и даже была бы рада видеть соперницу в гостях. 10 из 10, Дуайт, просто 10 из 10.

Гнев

Гнев Шюту не нравится, у него всё-таки своего рода утопия, хоть и о конце света. Гнев — это не для достойных героев. Иногда ему оказываются подвержены только женщины. Как роковая Мойра Дэвидсон, подружка Мэри Холмс, которая так и не успела выйти замуж и теперь намерена прожигать жизнь до конца. До знакомства с Дуайтом, конечно.

Мойра взрывается несколько раз: мол, какого чёрта, Австралия даже не участвовала в войне, а мы всё равно умрём от радиации. И вообще, молодец Мэри, заставила меня проводить время с Дуайтом, чтобы его не флэшбэкнуло, что у него жена и диточки, и даже не подумала, что у меня-то дитачек никогда не будет, и это МНЕ плохо. Хотя я склонна считать, что Мойра, скорее, сидит в депрессивной фазе в начале романа.

В стадию гнева переходит Мэри, когда понимает, что смерть всё-таки неизбежна, и, более того, ей, вероятно, придётся своими руками убить дочку, чтобы та не мучилась. Она, как водится, кричит и истерит, а её муж, которого она кличет бессердечным, по традиции, убегает. Ах эти женские тупые истерики!

Возможно, если немного притянуть за уши, стадией гнева можно объяснить поступок американского матроса, который вылез из подлодки и вернулся в родной город среди плавания, хотя знал, что так и погибнет там через несколько дней. По крайней мере то, как он орал на тех, кто пытался вернуть его на подлодку, вписывается в гипотезу.

Торг

Торгом у Шюта занимаются, как ни странно, в основном не персонажи-люди, а правительство, учёные и флот. Например, значительную часть повествования занимают описания рейсов подлодки, чтобы проверить: а что это за странные передачи из Сиэтла? Вдруг там кто живой? Ой, а может поизмеряем радиацию в разных местах, вдруг она перестала к нам ползти, и мы выиграем ещё месяц жизни?

Торг, в принципе, прослеживается у большинства персонажей, которые иногда с проблеском надежды в глазах спрашивают: а может, всё-таки не умрём? А может, хотя бы ещё годик? А может, пройдёт мимо? Не пройдёт, увы. Не задаётся этим вопросом разве что непоколебимый Дуайт, но тут всё понятно.

Депрессия

На этой стадии, как мне кажется, находится Мойра в начале романа. Каждый день как предыдущий, постоянное пьянство, тщетность бытия и острая тоска по тому, чего никогда не будет и тому, что было раньше. Мойра мечется, ей больно, но при этом она, в общем-то, остаётся хоть и легкомысленным, но достойным человеком.

Мэри проходит этот этап, пожалуй, когда осознаёт, что малышку правда когда-то придётся убить, и зовёт к себе Мойру, чтобы с ней это обсудить. Женщины сидят вместе и разговаривают, а Мойра рассказывает подруге, что её возлюбленный всё ещё считает жену живой. После этого шокированная и насквозь порядочная Мэри предлагает ей выпить. Это очень тёплый и немного забавный, хотя, по сути, бесконечно трагичный эпизод. Наверное, не зря говорят, что всё самое доброе в мире создано депрессивными.

Принятие

На этой стадии живёт протагонист-резонёр, Питер Холмс. Мы не видим, как он прошёл все этапы, но он постоянно действует рационально и «по-мужски»: следит за домом, контейнирует истерики жены, поддерживает Дуайта. Он достаёт для жены и дочки позволяющие прервать жизнь быстро и без мучений лекарства задолго до того, как облако радиации накроет их город. Питер идеально скучный герой без страха и упрёка, который с самого начала до самого конца остаётся в здравом рассудке. Поэтому, если честно, следить за ним не очень интересно.

На стадию принятия, как мне кажется, к самому концу точно выходит Мэри. Впрочем, когда лучевая болезнь уже лишает тебя последних сил, бессмысленно отрицать, глупо гневаться, не за что торговаться и поздно депрессовать. Осталось только достойно уйти со всей семьёй.

Любопытнее случай Мойры. Она, как более интересная автору героиня, постепенно переходит из прошлой стадии в эту. Парадоксально, что ей помогает принять реальность прочно застрявший в отрицании Дуайт. Например, между делом давая ей совет освоить специализацию машинистки, а потом об этом напрочь забывая.

И Мойра, вдохновившись любовью, причём чистой и светлой — она не собирается отбивать возлюбленного у его живой-мёртвой жены — начинает потихоньку достойно жить и даже добиваться всяких невозможных вещей: ухитряется достать давно снятую с производства игрушку и даже добиться того, чтобы сдвинули всеавстралийскую дату начала ловли форели. Потрясающая женщина, поразительная. Гораздо круче всех мужских героев вместе взятых.

В контексте принятия ещё забавно вспомнить второстепенного героя, старичка из джентльменского клуба, который быстро смекнул, что раз конец света не за горами, надо допивать марочное вино, которого полно в погребе. Мой личный герой.

Прочее

Все классификации субъективны и неидеальны и я, если честно, не знаю куда запихнуть Джулиана Осборна — физика, помешавшегося к концу жизни на гонках. Эскапизм ли эти гонки? Разумеется. Однако он при этом действовал совершенно рационально, как герои на стадии принятия. В принципе, как человек, выбравший способ умереть, и не игравший при этом ни с чьими чувствами, он заслуживает уважения.

Итого

Занятно, что у Шюта, получается, герои к концу разделились на отрицателей и принявших. При этом в каждом из них автор видит определённое благородство: как в принципиально оставшемся в маня-мирке идеалисте Дуайте, так и в Мойре, сумевшей достойно дойти до конца на последней стадии. И правда, история каждого из них по отдельности и их вместе — красива. Да, нереалистична, немного сказочна, а иногда немного душновато-моралистичная (привет рассуждения от лица Питера), но, главное, красива. А красота если и не спасёт мир, то, по крайней мере, придаст смысл его существованию. Или даже его концу.