4

"...история отнимает у живого прошлого правомерность тем, что делает его неподвижным во времени."

На самом деле мало кто задумывается о том, что история в том виде, в котором нам ее преподносят в школе в университете, по большому счету является историей политической, основанной на хронологии образования, существования, соперничества и заката государств, их политической и территориальной эволюции, прихода к власти тех или иных групп или личностей. Именно это и выдается за "всеобщую" историю, при этом совершенно упускаются из виду огромные пласты повседневной и общественной жизни, не говоря уже о тех коллизиях, с которыми сталкиваются человеческие разум и сознание.

Двадцатый век еще свеж в людской памяти, и потому любые его оценки будут не полностью адекватными. В этот смысле Патрика Оуржедника упрекнуть не в чем: он реанимировал, сконцентрировал в одном емком тексте и бросил нам на драку суд неимоверное количество мельтешащих идей, лозунгов, принципов, противоборствующих концепций, тоталитарных систем, фикций, иллюзий, научных объяснений и открытий, лавиной обрушившихся на человека в прошлом столетии. Ну и что с того, что подается всё это в нарочито упрощенном, порой издевательском и абсурдистском стиле? Что с того, что Оуржедник имеет смелость смеяться над вещами, которые многим кажутся столь важными? Ведь цель не в том, чтобы, скажем, потехи ради осмеять идеи, во имя которых миллионы мужчин гибли на фронтах двух мировых войн, а том, чтобы дать нам сейчас, по происшествии времени, возможность оценить, действительно ли эти смерти были оправданы, как и все остальные трагедии этого богатого на кровь и безумие двадцатого века.

Постмодернизм, родившийся в том же двадцатом столетии, постепенно приучает нас к принципу, который гласит, что "история - это то, что нам говорят историки". Это действительно так; и в этом отношении трактовка Оуржедника бесспорно имеет такое же право на существование, как и строгие научные труды академиков. Мы на самом деле уникальное поколение: живущее на рубеже веков, обладающее информацией и технологиями, имеющее возможность осознать всю тяжесть минувших десятилетий с помощью кино- и фотохроник, рассказов очевидцев и т.п. Двадцатый век нанес человечеству тяжелейший удар: обесценилась жизнь, потерпел крах гуманизм, культура потребления взяла свое, неврозы и психозы стали нормой, а смерть стала ближе, стала привычнее. Есть ли у человечества еще шанс оглянуться и задуматься?

Поэтому когда Патрик Оуржедник смеется, а я задаю себе этот вопрос, мне становится грустно и страшно.