5

Гилберт Кийт Честертон известен у нас, как отец "Отца Брауна". Оказывается! Оказывается, для современников он прежде всего был блестящим публицистом и не менее блестящим полемистом по вопросам литературы, политики и морали. А дебаты он вел с Б.Шоу, Р.Киплингом, Г. Уэллсом. И вся страна следила, затаив дыхание...В его литературное наследство вошли эссе и заметки - 1600 из них опубликованы только в одном "Иллюстрейтед Лондон ньюс", а он публиковался не только там.
Если вы хоть раз читали эссе Честертона, вы знаете - они великолепны. Они афористичны, неожиданны, парадоксальны. Они - поэзия в чистом виде.
"Чарльз Диккенс" - и есть большое эссе. Со всеми плюсами и минусами этого жанра. Право, не могу даже сказать, кого больше в этом эссе: Диккенса или Честертона.
Первое, что мы узнаем, что Диккенс для Англии все равно, что Пушкин для России. Все знают Диккенса, имена его героев стали именами нарицательными, популярность писателя давно уже смешана с воздухом Англии, а вернее сказать с туманами Лондонских улиц.
Интонация Честертона - интонация прерванного разговора, где собеседники полностью в курсе дела. Интонация его - продолжение давнишней полемики о Диккенсе с теми, кто не первый год следит за полемистами.
Читатели моментально попадают в эпицентр интереса к писателю. "И бурная пучина поглотила ея...".
При этом мы до смешного мало узнаем фактов. Родился, учился, женился, прославился, развелся, умер - приходится прилагать усилие, чтоб вычленить хоть какой-то факт! Честертон уверен, что мы с вами и так все знаем. Ну еще бы! Это же Диккенс! Вот вам и единственный минус. Но что значат эти трудноуловимые факты по сравнению с бурным обсуждением внутренней жизни писателя? Вот вам и огромнейший плюс!
Особенности мышления Диккенса, тонкости его таланта. Его герои, рожденные, как рождаются герои мифов, а то и боги. Его неиссякаемая работоспособность и писательская плодовитость. Его особенный, фантастический, магический реализм. Его стремление к совершенству! Его любовь к туманам Лондона.

Особенно впечатлил рассказ о детстве. О маленьком честолюбивом мальчике, мечтавшем о великих свершениях. Но жизнь внезапно рухнула: отец в тюрьме, мать с со всеми детьми (Чарльз был вторым из восьми) на окраине Лондона в жалкой лачуге, сам Чарльз (в двенадцать лет!) на фабрике ваксы работает за шесть шиллингов в неделю. Это вместо школы. Он проработал там всего четыре месяца, но это было так ужасно, что навсегда дало толчок стремлению выбиться в люди. Надо еще сказать, что освобождению от фабрики помог именно отец, мать настаивала на том, чтоб Чарльз продолжал работать - уж очень ее пугал призрак нищеты. С тех пор, за что бы ни брался Чарльз он стремился стать лучшим. Лучший стенографист, лучший репортер, лучший писатель.
В чем талант Диккенса? В атмосферности, в деталях, в милой сердцу обыденности, в уюте. В туманах Лондона, первым певцом которых он был. В описаниях детей. Где-то (не у Честертона) я прочитала, что Диккенс первый обратил внимание общественности на детей. До него их просто не замечали. Не замечали ни детских страданий, ни детской любви. Просто не принято было в обществе считать, что дети тоже люди.
Мучительно трудно выбирать цитаты из текста Честертона. Именно потому, что это чистая поэзия. Там все по делу и все совсем о другом. Выбрать из текста одно-другое предложение, все равно что поймать в ладошку бабочку - пыльца стерта, красота разрушена, всё печально. Но попробую. не пытаясь найти самое-самое, просто предложу вам последние слова работы о Диккенсе:

И все же источник того, что я назвал веселостью Диккенса, а многие зовут оптимизмом, очень глубок, он глубже слов. В сущности, это необычайно сильная тяга к жизни и к разнообразию, к бесконечной эксцентричности бытия. Слово «эксцентричность» подводит нас ближе всего к сути дела. Лучшее доказательство нашего неземного происхождения — в том, что мы считаем мир странным, хотя другого не видели. Мы чувствуем эксцентричность мира, хотя не знаем, где центр. Это ощущение владело Диккенсом, будоражило его мозг и сердце, словно в его жилах текла хмельная кровь эльфов. Улицы развертывались перед ним в поразительной перспективе, кувыркались домики, носы вырастали вдвое, а глаза — вчетверо. Потому он и был весел — только на гротеске может устоять философия радости. Мир не надо оправдывать машинально и бодро; не надо говорить, что он лучший из всех возможных миров. Он хорош не тем, что понятен и благоустроен, а тем, что непонятен и фантастичен. Он чудесен именно потому, что нам никогда его не выдумать; даже мысль о нем показалась бы нам глупой или слишком прекрасной. Наш мир — самый лучший из невозможных миров.

P.S. что смогла - вынесла в цитаты.